Песни мертвых соловьев

На полу, обхватив колени, сидел человек, совершенно голый и до крайности отощавший. Тело его было сплошь покрыто синяками, ссадинами и порезами, как совсем свежими, так и давнишними, успевшими даже зарубцеваться. С головой дела обстояли еще хуже. Лицо – сплошная фиолетовая опухоль, расписанная черными узорами рассечений на бровях и скуле. Нос свернут набок и почти касается щеки. Очертания губ неразличимы – просто пятно засохшей сукровицы. Длинные лохмы и борода настолько обросли кровавой коростой, что похожи скорее на роговой, покрытый шипами панцирь, нежели на волосы.

– Ты кто? – спросил я, не особо рассчитывая получить вразумительный ответ.

Ответа не последовало. Голый чудак лишь смотрел на меня воспаленными немигающими глазами, без каких-либо признаков мозговой активности.

– Надо ему помочь! – воспылал человеколюбием Ряба и попытался ринуться страдальцу на выручку.

– Осади! – схватил я его за рукав.

– Ты что? Освободим мужика.

– Он не прикован.

Чертов кретин. Доброхот сраный! Отвлек меня. Всего на секунду, но голышу этого хватило. И ведь до чего прыток оказался. То сидел, едва не помирал, и хуяк – уже на ногах! Я еле уклониться сумел. Чуть промедли, и осколок стекла вскрыл бы мне глотку. Все же с сотрясенными мозгами реакция не та… Однако на сей раз повезло. Голый промахнулся. Его рука с зажатой стекляшкой ушла вправо, и пока возвращалась, мой тесак успел вспороть засранцу брюхо. Я нырнул вниз, пропуская отмашку над головой, шагнул навстречу и дважды ударил в левый бок. Вооруженная рука хулигана пошла вперед, но наткнулась на подставленное предплечье. Осколок вылетел из ослабших пальцев. Еще удар в бок и в шею. Так-то лучше.

Голый обмяк и повис, уцепившись мне за куртку. Хорошего пинка хватило, чтобы пресечь фамильярность.

– Вот зараза… – Ряба как стоял, так и не шелохнулся.

Чрезвычайно захотелось съездить мудаку по ебалу. Но я так и не нашел на нем участка, достойного приложения силы. Просто схватил дегенерата за кадык и прижал к стене, расположив кончик тесака в области гениталий воспитуемого.

– Еще раз, сука, встанешь у меня на пути, и проделки нашего горбатого приятеля покажутся тебе милой шалостью. Уяснил?

Ряба незамедлительно дал ответ коротким, но частым подергиванием головы.

– На выход.

Черт! Что сегодня за день такой. Сначала большой палец ободрал, теперь вот еще и указательный распух от удара. Кто только придумал ножи без нормальной широкой крестовины делать? Даже не в грудину попал, всего-то в шейные позвонки. Надо срочно вернуть свой инвентарь, а то так и до нетрудоспособности уработаешься кухарем этим.

Мы вышли в коридор и продолжили подбирать замки к ключам. Две следующие по порядку двери были открыты, но я решил воздержаться от визита, так как ключей от них в связке горбуна не наблюдалось, а хранить ценные трофеи в незапертых помещениях как-то не по-людски, даже для таких уродов. Зато шансов нарваться на очередной малоприятный сюрприз предостаточно.

Третья дверь, хоть и запертая, также оказалась не из нашего списка, а вот четвертая порадовала, мягко клацнув сувальдами хорошо смазанного замка.

Внутри было тихо и темно. Совсем темно, так что и я мог различить лишь неясные контуры то ли шкафов, то ли полок, тянущихся от ближней боковой стены вправо. Пришлось оставить дверь приоткрытой, а Рябу назначить в караул.

С проникающим из коридора светом картина стала чуть яснее и определенно радостнее. Те самые контуры принадлежали стеллажам, опоясавшим по периметру все отнюдь не маленькое помещение и доверху забитым разным барахлом. Правда, барахло при ближайшем рассмотрении оказалось либо испорченным, либо изначально бесполезным, как, например, лежащая на куче виниловых пластинок гитара без струн или приютившаяся среди отживших свое автомобильных аккумуляторов электрическая дрель. Настенные и наручные часы, утюги, фотоаппараты, россыпи блестящих дисков, непонятные металлические коробки с кучей разъемов, игрушечные автомобили, странные маленькие хреновины с экранами и кнопками, сваленные в общую кучу, картины, фотографии в рамках и без, очки… Какой-то – мать его – оптовый блошиный рынок. Чувствовалось, что обладатели этих «сокровищ» предпринимали попытки их отсортировать, но, наверное, терпения не хватило. Оно и понятно, перелопатить такой срач – дело для истинных энтузиастов.

Я уже почти отчаялся обнаружить наши пожитки, как вдруг глаза различили у дальней стены столь милые сердцу очертания рюкзака.

– Ты ж мой дорогой! – насилу сдержался, чтобы не обрадоваться на полную громкость.

Развязал горловину, порылся – вот и шашечки тротиловые. Будет, будет Ткачу подарок. «ВСС», «АПБ», «калаш», «НР–2», «ПММ» и две разгрузки поверх плаща моего свалены. Кинжал в ножнах. Только арбалета не видать. Жаль, хорошая вещь была.

– Держи, – вручил я уже сроднившемуся с колуном Рябе его прежний инвентарь, предварительно упаковавшись сам.

– А взрывчатка? – сунулся он первым делом в рюкзак.

– Цела.

– Слава богу, – напялил он разгрузку.

– Ты же говорил, что бога нет, – освежил я «мученику» память.