Песни на «ребрах»: Высоцкий, Северный, Пресли и другие

Так и не смог Аркадий стать достойным соперником Высоцкому, хотя сам об этом никогда и не помышлял. Только в одном он его превзошел печально: умер на пару месяцев раньше. Узнав об этом, я написал для американской газеты статью-некролог.

Памяти Аркадия Северного[19]

В голове назойливо и монотонно звучат две строчки из Высоцкого:

Мне вчера прислали из рук вон плохую весть,
Мне вчера сказали, что Алеха вышел весь…

У Высоцкого был Алеха, а у меня был Аркаха: Аркадий Дмитриевич Северный. Открытку с известием о его смерти я получил вчера: «…у нас у всех большое горе. 12 апреля умер Аркадий… Вот такие горькие новости. Его кремировали. Похороны были очень богатые и жуткие. В минуту молчания его голос пел «Горьку ягоду». Взрослые, жесткие люди ревели, как дети… Почти всё сделали друзья. Захоронение праха и установка мемориальной плиты будут в мае. Не взыщи за горькие новости, мне еще очень тяжело…» — писал в письме поэт и наш общий с Аркадием друг Владимир Раменский. Аркадий Северный… Да это же целая эпоха в русской подпольной песне! И вот она закончилась…

…Хотел бы я написать нечто грустное, но, кажется, не сумел. В жизни Аркадий был очень веселым человеком, и я его запомнил таким.

В Штатах я выпустил пластинку памяти Короля блатной песни. Найти исходники для нее оказалось нелегко. Когда я собирался эмигрировать, переправить ленты «за бугор» из Питера было невозможно. Свои записи оркестровых альбомов Северного я отправил в Киев, а ранние концерты отдал одному товарищу, который служил в Афганистане. Это было еще до войны, у нас была большая дружба с Афганом, и там работало много наших специалистов. Этот товарищ возил в Кабул холодильники большими партиями. В холодильнике и решили их переправить… И переправили! Но началась война, и все концы потерялись. Для винилового диска мне частично пришлось использовать фонограммы, найденные в архивах радио «Свобода». На сороковой день после смерти Аркадия песни с этой пластинки звучали по нескольким радиостанциям Америки.

Глава IV ВСТРЕЧИ С ВЫСОЦКИМ

«Рецидивист»

В. Высоцкий. Фото В. Баженова

Первые песни Владимира Высоцкого я услышал примерно в 1960 году на квартире одного моего приятеля, сына известного ленинградского режиссера с киностудии «Ленфильм». Правда, он утверждал, что это поет киноактер Евгений Урбанский: в те времена ни о каком Высоцком еще и не слыхивали, а имя Евгения уже было широко известно. Такие приписывания магнитофонных записей талантливых, но еще никому не знакомых исполнителей знаменитым киноактерам было обычным делом в магнитиздате. Первые записи Юрия Визбора выдавались за творчество московского эстрадного актера-пародиста Филимонова, Александра Дольского преподносили как актера Борисова и т. д.

На той ленте, что мне представили как запись Урбанского, были песни, которые я потом никогда уже не слыхал в исполнении Высоцкого: «И суд будет, и тюрьма будет» — блатная переделка лещенковского «Бурана», «Течет речка по песочку» — старинная цыганско-воровская песня, правда, в его варианте звучавшая несколько мрачновато, начисто лишенная цыганского надрыва и романтики (потом эту песню пели все, даже Галич, правда, в своей интерпретации, более близкой к цыганскому варианту).