Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

По формальным признакам «Бенефисы» Гинзбурга можно отнести как раз к утрированно театрализованному экранному жанру. В них присутствовали все составляющие: драматические артисты в амплуа певцов, большое количество театрального реквизита, фрагменты драматических произведений. Однако на самом деле жанр «Бенефисов» трудно поддается однозначному определению. Совершенно точно можно отметить признаки, направившие развитие «Бенефисов» в противоположную от телетеатра сторону. Во-первых, это щедрое использование самых актуальных для своего времени приемов кинематографического монтажа и спецэффектов, причем заимствованных в основном из зарубежного кино116. Во-вторых, с каждым выпуском программы единицей ее драматургического развития все более отчетливо становится воплощение конкретной песни (поэтому сегодня «Бенефисы» Гинзбурга нередко называют первыми советскими видеоклипами). Именно этим объясняется мое столь пристальное внимание к этой программе, благодаря которой можно пошагово проследить процесс превращения идеи театра песни в сверхпопулярную сегодня форму музыкального шоу.

Как уже говорилось, в первых трех выпусках программы бенефициант выступал одновременно в роли конферансье, представляя исполняемых им героев и выступающих коллег-артистов. Эти подводки не только увязывали различные номера, но прежде всего демонстрировали уникальную возможность ТВ максимально приближать, одомашнивать личность даже самого знаменитого артиста, создавать у телезрителей ощущение личного и доверительного общения117. В последующих «Бенефисах» (Ларисы Голубкиной, Людмилы Гурченко и Татьяны Дорониной) бенефициант – это уже герой с тысячью лиц, и становится очень сложно понять, какая из масок артиста отражает его настоящую природу. Например, мизансцена с одиноким креслом во вступлении «Бенефиса» Ларисы Голубкиной предполагает, что актриса изначально предстает в роли самой себя. Но по характеру и содержанию ее речи мы понимаем, что перед нами отнюдь не сама Голубкина, а одна из ее героинь – мисс Дулиттл. В «Бенефисе» Людмилы Гурченко истинное лицо актрисы раскрывается под самый занавес программы, становится ее кульминацией и оттого производит буквально катарсический эффект. После бешеной череды бесконечных масок произносимый актрисой монолог воспринимается как исповедь, отражающая всю суть актерской профессии:

У мамы 40 детей. И все дочки. Разные. Добрые, глуповатые, красивые, ловкие. Несчастные, милые, грубые, счастливые. Разные. Людям, конечно, нравится не каждая. А маме дороги все. И если говорить совсем откровенно, то в жизни нас не существует. Есть только мама. Ну а мы живем в ваших сердцах, вашей памяти. Если, конечно, вы нас не забыли.

Суммировав вышеописанные примеры из различных выпусков «Бенефисов», можно отчетливо проследить изменения, произошедшие в драматургии самой передачи. От представления актера как в чем-то обыкновенного человека «Бенефис» приходит к идее показа актера в максимальном количестве амплуа, свидетельствующих о его профессиональном мастерстве, демонстрирующих его неординарное дарование, поэтому задушевный диалог с телезрителем здесь становится уже неуместен. Из передачи-беседы, перемежающейся музыкально-театральными зарисовками, программа превращается, по сути, в шоу, определяющими характеристиками которого становятся красочность, многоликость и чарующая недостижимость образов. За бенефициантом уже открыто утверждается статус звезды – выдающейся личности, которая умеет притягивать внимание зрителя своей харизматичностью, артистизмом и бьющей через край энергетикой.

Эффект перехода от театральности в область фантазии прослеживается также в работе режиссера с пространством. Декорации и интерьеры первых «Бенефисов» предельно условны и просты, несмотря на то что они могут быть до отказа наполнены самыми различными атрибутами театра (бутафория) и даже телевидения (прожектора и камеры). Телезрителю явлен закулисный мир, в котором нет строгой упорядоченности предметов, и даже сцена в отсутствии зрителей кажется не более чем репетиционной площадкой. В последующих выпусках декорации не теряют своей театральной природы, но, во-первых, становятся все более подробными и натуралистичными, а во-вторых, работают на структуризацию места, в котором разворачивается действие конкретного сюжета.