Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Особенности пространственной среды – это лишь один из множества аспектов, с помощью которых можно попытаться «заархивировать» музыкальные клипы девяностых годов. Представить их исчерпывающую характеристику крайне сложно ввиду мозаичности как жанра, так и самой эпохи. Но даже такой точечный обзор показывает, какой большой и семантически насыщенный путь прошла музыкальная индустрия за исторически короткий временной отрезок. С одной стороны, она активно впитывала и переосмысливала стандарты западного формата – порой неумело и аляповато, но всегда смело и вдохновенно. С другой стороны, популярная музыка подспудно закрывала предыдущую, советскую, эпоху, то вступая с ней в открытое противостояние, то бессознательно переосмысливая ее лейтмотивы.

Как известно, искусство, даже уходя от реалистического дискурса, продолжает фиксировать картину мира своего времени. Клипы девяностых, пусть и не стремясь к тому, стали зеркалом эпохи девяностых, запечатлели ее атмосферу. Они не сложились в какую-то связную и устойчивую картину мира, потому как ее не было и в реальности. Клипы были осколками и обрывками разрушенного стабильного мира, из которых складывались новые разрозненные миры, мифы, иллюзии.

Благодаря своей всеядности клипы поставляли зарисовки новых умонастроений, актуальных поведенческих и эстетических трендов. Этот родовой принцип клиповой культуры – свободное смешивание всего со всем как нельзя лучше рифмовался с духом свободного брожения, характерным для всего десятилетия. Клипы 1990‐х демонстрировали хаотичное наслоение стилей, образов, героев и их поведения. Столь же нелинейными были отношения между музыкой, словами песни и ее визуальным воплощением. В рамках одной композиции могли соседствовать лапидарный мотив, нечаянно-философский смысл и по-карнавальному пестрый видеоряд (таких примеров много в творчестве Шуры и, как ни странно, Андрея Губина).

Другим свойством клиповой культуры, который ярко соотносился с эпохой, стала скорость. Идея ускорения социальных процессов была одним из главных лозунгов перестройки, а в девяностые стала реальностью. Плотность информации и событий, быстрая смена лидеров и их статусов, колоссальная динамизация жизни общества – все это, пусть и опосредованно, оказалось созвучным мелькающей эстетике видеоклипов. Причем осмысленность и того и другого мельтешения одинаково вызывала сомнение.

На фоне современных клипов клипы 1990‐х выглядят крайне наивными и часто технически несовершенными, но в большинстве из них есть подкупающая искренность в воплощении даже самых сумасбродных сценариев. Неслучайно на волне ностальгии по девяностым поп-звезды наших дней усердно копируют не только тексты и саунд поп-песен того времени, но и воспроизводят визуальные мемы в своих видеоклипах (Тима Белорусских – «Витаминка», Дима Билан & Polina – «Пьяная любовь», Aleks Ataman & Finik – «Ой, подзабыли». И если в клипах 1990‐х китч возникал незапланированно, зачастую был следствием избытка идей и скудности технических ресурсов, то китч в современном музыкальном видео выглядит крайне цинично – он «паразитирует» на слабостях «покойного», но совершенно не отражает его исходный характер, его болезненную сложность.

Глава 8 «СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ»: РЕСАЙКЛИНГ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ 358

Телевизионный музыкальный проект «Старые песни о главном», выходивший на Первом канале в 1995–2001 годах, запустил мощный медийный тренд на реактуализацию советской эпохи. Первые три выпуска «Песен…» не только представили весьма причудливую ретроспективу советской популярной культуры (музыки, кино, телевидения, социального быта), но и диагностировали социокультурную парадигму 1990‐х годов. Несмотря на изначально коммерческий характер и развлекательность, передача аккумулировала противоречивые смыслы, связанные с анализом прошлого и фиксацией настоящего.

«Старые песни о главном» отразили процесс абсорбирования современной отечественной поп-культурой наследия культуры советской. Как отмечает Альмира Усманова, «поп-культура сориентировалась гораздо раньше литературы или кино, уловив социальную и политическую конъюнктуру, и выжала из советской песенной культуры все, что смогла»359. Меж тем Роберт Бэрджойн, анализируя схожие тенденции в отношении реактуализации рок-музыки ХX века в США, делает очень важное наблюдение, отчасти объясняющее, почему именно популярная культура оказывается флагманом в процессе социально-исторической рефлексии: