Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

В своем поведении певица воплощала сразу два противоположных типажа: решительного, активного, склонного к приключениям и вечно сомневающегося героя и человека, неуверенного в себе. По большому счету, Агузарова выглядела своеобразным enfant terrible — взрослым ребенком, со строптивым нравом, доставляющим всем массу хлопот, но в то же время притягивающим своим неординарным дарованием. Спустя годы певица так и не смогла по-настоящему перерасти этот образ. Да, за ней закрепился негласный титул королевы эпатажа, но королева оказалась без королевства, заняв свое место в рядах многочисленных фриков девяностых годов.

Практически все песни, которые прозвучали в первом телевизионном эфире группы «Браво», впоследствии стали хитами. Аудитория в студии сразу прочувствовала их корни — танцевальные жанры 60‐х годов, прежде всего твист и рок-н-ролл. Старшее поколение с удивлением услышало давно забытые ритмы, а молодое стало благодарить группу за свежую струю в современной эстрадной музыке. Вместе с этим старшими зрителями группе был предъявлен счет по поводу нехватки духовно-нравственного смысла в текстах песен[234]. В частности, это вылилось в жаркую кулуарную дискуссию — может ли музыка для молодежи быть исключительно развлекательной, не отягощенной высокими идеями? На что Алла Пугачева ответила, что да, может, если она сделана и исполнена профессионально.

Здесь мы наблюдаем принципиальную смену парадигм: переход от музыки, условно говоря, эстрадной к популярной; переход, во многом заданный социальным контекстом. Если для всей предыдущей советской эстрады было важно, чтобы помимо развлечения в песне присутствовало определенное идейно-нравственное содержание, то в новых реалиях расслабление и удовольствие становятся самодостаточными категориями.

Тексты таких песен, как «Кошки», «Голубоглазый мальчик», «Марсианка», сложно воспринимать отдельно от музыки, как некое самодостаточное поэтическое высказывание. Они замысловаты и бессмысленны одновременно; символичны, но несерьезны; схватывают некую эмоцию, но не претендуют на глубину. В сущности, тексты песен «Браво», впрочем, как и их музыка, попадают в нишу между традиционной советской эстрадой и запрещаемым на тот момент роком. Слова этих песен, с одной стороны, метафоричны и иносказательны (что приветствуется в роке), но, в отличие от протестного рока, они беззаботно-безобидны. То же самое касается и музыки. В ней есть задиристость, бравада и терпкость звучания, но все отсылки происходят по отношению к хорошо знакомым жанрам.

Тот факт, что подобную конформистскую и одновременно яркую, имеющую собственный стиль группу выводит на советскую эстраду ее примадонна, свидетельствует о проведении определенной политики. Следуя принципу «Если процесс нельзя остановить, его нужно возглавить», вышестоящие инстанции в очередной раз предлагают молодежи новую «правильную» музыку. По этой же схеме ранее джаз прорывался к массовому слушателю в песнях Леонида Утесова, бардовская песня — в саундтреках к популярным фильмам[235], а рок-музыка «очищалась» от лишних смыслов в системе ВИА[236]. Таким образом, формы, альтернативные официальной культуре, получали свою нишу в монолите советской эстрады и в то же время бдительно контролировались сверху. Выпуск «Музыкального ринга» с участием группы «Браво» стал еще одним шагом в стремлении угодить вкусам молодого поколения. В эфире Центрального телевидения появилась самодеятельная, никому на тот момент не известная группа, которая выступала на высочайшем профессиональном уровне, а также имела протекцию со стороны первой певицы страны. И, судя по дальнейшему успеху группы «Браво», новое поколение эту музыку с удовольствием приняло.

«Рок-Москва против рок-Ленинграда»: рефлексия в формате шоу

Если изначально «Музыкальный ринг» задумывался как состязание исполнителя и публики в дискуссии, то с 1988 года соревновательная интрига была перенесена на сцену. Теперь «Музыкальный ринг» — это уже не «сольный концерт», а конкурс между двумя исполнителями или музыкальными командами. Кто из них победит — решают телезрители, дозвонившиеся в студию.

Помимо иллюзии рейтинга, голосование телезрителей «оправдывало» выход программы в прямом эфире и одновременно демонстрировало ее техническую оснащенность. Возвышающийся, подобно ареопагу, длинный стол с вереницей телефонных аппаратов; голубые мониторы компьютеров с растущими столбиками голосов — все это утверждало статус программы как современной и продвинутой. Не последнюю роль в этом статусе играла и проникающая в структуру программы реклама. Началась она с беглого упоминания предприятия, изготовившего приз для победителей, а впоследствии закрепилась в виде черно-белых перетяжек и иллюминированных коллажей с эмблемами заводов. Таким образом, из музыкально-дискуссионного клуба программа постепенно превращается в музыкально-развлекательное шоу.