Песни русских бардов. Серия 4

Песню ветра и свободы

Враг услышал злобный.

Для него она звучала,

Музыкой надгробной.

С гибкою и дерзкой

Скрипкою венгерской

Чужаку не показалась

Венгрия удобной.

Припев

Дальше было то, что было,

Это как обычно,

Ясных глаз, давно закрытых,

Не закрыть вторично.

В Будапеште старом

Мальчик жил недаром,

И незрячими глазами

Видел все отлично.

Припев

Юнга

По всей руке татуировка:

Русалка, шхуна, якорь, сердце и подковка,

Драчливый кортик, смазливый чертик.

Зачем ты, юнга, себе ручонки портишь?.

На что тебе твоя русалка

И этот чертик, синий, как фиалка?

Не трогай кортик, не гни подковку.

А якорь счастья не приносит,

Он одинок, его бросают одного,

Причалив к суше. Уйдут и бросят,

А если в море ураган, — уж обязательно бросят его.

Когда бросали этот якорь,

Незаменимый для бросания в беде,

Никто не видел, как якорь плакал,

Да он и сам не замечал,

Поскольку плакал в соленой воде.

Струны о чем-то рассказывают бойко…

Струны о чем-то рассказывают бойко,

Старую песню уводят за собой —

Были у Джимми и ферма, и ковбойка,

Но не был он фермер, и не был он ковбой.

Ферму забросил, на все махнул рукою,

Ковбойку нараспашку и — пошел по кабакам.

Ой-ей, Джимми, Джимми, поведай, что с тобою

Не видит он, не слышит он, не знает он и сам.

Были когда-то хозяевами штата

Индейцы делавары, почитатели ветров.

Знать их не знал он,

Так вот ведь досада —

Текла у Джимми в жилах индейская кровь.

Снились вигвамы, лосиные шкуры,

И кто-то мокасины все сушил перед огнем.

Вот потому-то ходил Джимми хмурый,

И песен индейских не пели мы при нем.

Не грусти, Джимми, поезжай в город,

Выгодно продай зерно.

А что в твоем сердце — радость или горе -

Предкам твоим все равно,

Предкам твоим все равно,

Все равно, все равно.

С тучи, как боги, сошли раскаты грома,

Коршуном пала на прерию роса.

Джимми увидел в своем стакане рома

Индейские косы, раскосые глаза.

Скулы, как скалы, сожженные закатом,

Фламинговой короны пламенеющий костер.

Ой-ой, Джимми, Джимми, куда же ты, куда ты? —

Ушел и никогда его не видели с тех пор.

Бармен сказал, — Это все от безделья,

А пастор намекнул, что от беэверья своего.

Поздняя ночь бушевала за дверью,

И больше никто не сказал ничего.

Ферма дичает, бурьяном порастает,

Не видно белой лошади, не слышен лай собак.

Песен про Джимми теперь никто не знает,

А если бы знали, то пели бы вот так.

Не грусти, Джимми, поезжай в город,

Выгодно продай зерно.

А что в твоем сердце — радость или горе -

Предкам твоим все равно,

Предкам твоим все равно,

Все равно, все равно.

Песня на холмах

Конь при дороге траву щипал,

Ночь наступила и конь пропал,

Если пойду за конем вослед,

Скоро блеснет за холмами свет.

Там разместился веселый стан,

Стан разместился бродяг-цыган,

Там на холмах под гитарный звон

Слышались песни былых времен.

/2 раза/

Тропка по сумраку чуть вилась,

Издали, издали чуть вилась,

В таборе том, в старых песнях тех

Не было слов, кроме "ах" да "эх".

/2 раза/

Что же так тянет туда меня,

Что же так манит на дальний свет,

Если в цыганских преданиях

Даже и слов настоящих нет.

В этих напевах-преданиях

Даже и слов настоящих нет.

Нет ничего у бродяг в ночи,

Нет ничего ни у них, ни в них,

Если была у цыган душа -

В песню степную она ушла.

В темных глазах океана дно,

Вечные звезды и вечный путь,

А на душе лишь одно, одно —

Как бы последний твой грош стянуть

/2 раза/

Ах, как долго долго едем…

Ах, как долго долго едем,

Как трудна в горах дорога,

Чуть видны вдали хребты туманной сьерры.

Ах, как тихо, тихо в мире,

Лишь порою из-под мула,

Прошумев, сорвется в бездну камень серый.

Тишина, лишь только песню

О любви поет погонщик,

Только песню о любви поет погонщик,

Да порой встряхнется мул,

И колокольчики на нем

И колокольчики на нем зальются звонче.

Ну скорей, скорей, мой мул,

Я вижу, ты совсем заснул,

Ну поспеши, застанем дома дорогую.

Ты напьешься из ручья,

А я мешок сорву с плеча,

И потреплю тебя, и в морду поцелую.

Ах, как долго, долго едем,

Как трудна в горах дорога,

Лишь видны вдали хребты туманной сьерры.

Ах, как тихо, тихо в мире,

Лишь порою из-под мула,

Прошумев, сорвется в бездну камень серый.

Тишина, лишь только песню

О любви поет погонщик,

Только песню о любви поет погонщик,

Да порой встряхнется мул

И колокольчики на нем

И колокольчики на нем зальются звонче.

Песня свободы

Из дальних стран пришел бродяга-нищий

И все бродил по улицам Мадрида,

Но не просил ни крова он, ни пищи,

Он только пел, он только пел,

Пел для тебя, старый Мадрид.

При первом слове той чудесной песни

Склонилась девушки со всех балконов,

Весь город ожил, улицы воскресли,

Смеялся, плакал и вздыхал,

И вздыхал старый Мадрид.

Где были вы, где были вы, сеньор, все эти годы

Где прятали ваш голос, ваши песни?

И неужели музыка свободы

Всех песен вам дороже и милей? —

Я был в изгнаньи под холодным солнцем,

Но не жалел, что полюбил свободу.

Кому, кому дано за родину бороться,

Тот чаще всех, тот чаще всех

Живет в разлуке с ней.

И снова, снова трогал струны странник,

И трепетал жасмин в садах Мадрида,

Летели дни, а патриот-изгнанник

Все звонче пел, все звонче пел,

Пел для тебя, старый Мадрид.

Когда же враг в Испанию ворвался

И черный дым затмил чело Мадрида,