Песни Сирин

– А вот и нет! Ничего я ему не должна. – Лиза вся сжалась, она ненавидела, когда мать сподвигала ее на примирение. Да как может она, женщина, которую предали, говорить о примирении! Лиза хотела видеть злость, ненависть матери к отцу, но мать не была сильной, она была забитой, неуверенной женщиной, которую бросили как ненужную куклу.

Мобильный телефон загудел, Таня бросила взгляд на дочь с просьбой ответить, ведь она только нанесла крем на лицо.

– Это тетя Маша. – недоумевая, Таня протянула телефон матери. Было непонятно, зачем соседка бабушки звонит в такую рань. Да и звонила она всего однажды, когда бабушка сломала ногу.

– Да… – дрожащим голосом ответила на звонок мама. Лиза чувствовала – это плохо, этот звонок будет новым ударом для их, итак, неполноценной семьи. Слезы, хлынувшие из глаз матери, крик горя, разлетевшийся по квартире, сомнений не было: бабушка умерла.

На работу Таня так и не пошла. Начальник, не задавая лишних вопросов, пособолезновал по телефону и отпустил в отгул на неделю. В школу тоже хватило одного звонка, с предупреждением о том, что Лиза будет отсутствовать неделю по семейным обстоятельствам. Не теряя времени, они собрались в деревню, где родилась Таня. Маленький Volkswagen «Жук» был нагружен вещами и готов к отъезду. Таня обвела взглядом квартиру перед тем, как закрыть дверь на ключ, и почувствовала, как в груди что-то защемило. Странное, мерзко-ноющее чувство пустоты и одиночества сковало ее внутренности. Никто не поможет, никто не поддержит, она теперь одна… а Лиза не должна видеть мать такой испуганной. Собрав всю волю в кулак, женщина обернулась к дочери, тихо шмыгающей носом за ее спиной. Взявшись за руки, они направились к машине.

Дом утопал в осенней листве, ветви деревьев склонились над старым покошенным забором. Все было также как в детстве Тани: воздух, наполненный запахом скошенной травы, влажной сырой земли, напоминал о беззаботном времени. Но было что-то настораживающее, словно невидимая сила плотной дымкой обволакивала дом детства. Толпа соседей ютилась в прихожей, шепотом переговариваясь друг с другом. Таня стояла у порога и тряслась. Тридцать восемь лет, а мертвых она еще никогда не видела. «Там мама! Мама, она не может причинить мне зла», успокаивала себя женщина. Лиза осталась сидеть в машине, Таня наказала ей не выходить, пока сама не позовет.

– Ох, Танюша… – тетя Маша вышла из дома бледная, словно призрак, но Таня была рада видеть эту тучную старушку, с ней войти в дом было легче.

– Здравствуйте, теть Маш, что именно случилось? Когда?

– Я уж и не знаю. Сегодня утром молоко решила занести, стучу-стучу, не открывает, ну я дернула дверь. Вхожу, а запах… ой какой запах нехороший стоял, Танюш…Сразу поняла все: Тамара отошла. Сама в спальню не входила, тебе позвонила. Соседям тоже сказала, чтоб без дочери в спальню не входили.

– Так маму еще никто не видел? Жива может? Что ж вы так! – Таня утерла слезы, расталкивая столпившихся соседей, протиснулась к двери в спальню матери. Запах. Запах и правда стоял такой, что глаза щипало. Больше всего раздражала сладость в запахе. Нотки ванили смешались с запахом сырой земли и гнили.

– Ну, открывай. – шепнул какой-то дед из-за спины.

«Не жива…», проскочило у Тани в голове. Дверь со скрипом отварилась. Шепот людей стих, все ждали. Чего? Смерти? Тамара Вячеславовна лежала в кровати. Смрад, исходивший от тела, был невыносим. Таня, зажав нос ладошкой, медленно приблизилась к матери. Голова кружилась, тошнило, но это мама, ее мама. Солнечный луч из окна падал на лицо умершей. Таня присела у изголовья на колени. Сил держать эмоции не осталось.

– Мама. Мамочка… – Плакала женщина, наглаживая ледяную руку.

«За порогом оставляй или в дом запускай». Голос матери прозвучал из ниоткуда, но Таня слышала, с ней говорила покойная мать.

– Мама! Что? Что ты сказала?

Таня подскочила с колен, наклонилась к синюшному, одутловатому лицу. Соседи, наблюдающие за этой картиной, в испуге, переглядывались, не решаясь остановить убитую горем женщину. Только тетя Маша, пропихиваясь через толпу, нежно положила руку на плечо Тани, прошептав:

– Скорая и полиция уже скоро будет. Пойдем, Танюш, хватит.

– Нет!

Под закрытыми веками Тамары Вячеславовны что-то шевелилось.

– Она жива! Жива! Смотрите, глаза пытается открыть!

Тане казалось, что так и есть, просто глаза залипли ото сна. Нужно помочь. Мама хочет взглянуть на нее и посмеяться своим заливистым смехом над всеми, кто поверил в ее смерть. Таня уверенно наклонилась ближе к смердящему лицу и открыла задеревеневшие веки матери. Жирные, желтовато-белые опарыши полезли из черных отверстий, некогда бывшими голубыми глазами. Они все лезли и лезли через нос, глазницы, вываливались извивающимися клубочками, измазанными в бордовой жиже. В глазах Тани потемнело. Туман окутывал ее сознание, погружая во мрак. Голос умершей матери шептал: «Под порогом бродит кто-то, не впускай, не открывай». Темнота.