Песни созвездия Гончих Псов

– Ничего. Утром Ренатка нас сам отпустит. Он больше одного дня пить не может. Контузия у него. В Кандагаре под бомбежку попал, – успокоил начальство молдаванин, устраиваясь на продавленном диване. – Мы, господин директор, здесь в полной безопасности.

В углу помещения Юлий Иванович углядел наряженную новогоднюю елку.

– У вас здесь Новый год ведь по графику? – как можно равнодушнее уточнил он у спутника.

– Ага, – подтвердил тот, – без опережения.

– И то хорошо, – успокоился директор, потер ладонью затылок и неожиданно мечтательно улыбнулся. – Я Новый год люблю. Сугробы хрустящие в мальчишеский рост. Бабушка нам с братом сахар с молоком варила. У меня брат-близнец был – Генка. С отцом в экспедиции пропал. Отец на полярной станции метеорологом работал. Эх! Чего мы только с Генкой не творили!

На улице прогремел оружейный выстрел. Потом еще один. Потом сразу четыре подряд.

– Что это?! – вскочил на ноги Литвиненко.

– Девятая рота в прорыв пошла, – зевая, сообщил Жора.

– Какой прорыв?! Что, здесь все с ума посходили, что ли?! – взвизгнул директор.

– В Белоборск со штрафбата присылали. Тема у них такая – по пьяни про войну. Это еще ничего. Вот в Машковой поляне бывшие «зека». Правда страшно. Поэтому Штиль на зарплату перед Машковой поляной посты выставлял.

– Неужели про это в центре не знают? – возвращаясь обратно на свой стул, удивился Юлий Иванович.

– Почему не знают?! Знают, – еще раз зевнул молдаванин. – А что им делать? Дальше нашего леспромхоза не пошлешь. Мы крайние. И при Штиле у нас план был.

– При Штиле! При Штиле! – ревниво вспылил Литвиненко. – Заладил! И при мне план будет.

– Это вряд ли, – покачал головой Жора. – Штиль потому и уволился, что сил наших под завязку стало. Не тянем мы план. Хоть убей, не тянем.

– Пьете, как сволочи, потому и не тянете! – заявил Юлий Иванович. – Порядка нет. Порядок будет – и план будет. Я распоряжусь, чтобы в поселковые супермаркеты больше водки не завозили.

– Тогда, господин директор, вы здесь один останетесь, если не кончат вас, конечно, – перевернулся на бок Жора. – Людям водка очень для жизни нужна. Без водки смысла нет тайгу топтать.

– Мы зарплаты можем увеличить для передовиков, улучшить жилищные условия и поднять художественную самодеятельность. На моей прошлой работе через месяц-другой режиссер из Петербурга освободится. Мы его пригласим. И композитор тоже там есть. Правда, он рецидивист. Кличка «Модест», – начал размышлять директор.

Но молдаванин уже слышать его не мог, поскольку забылся крепким сном. Вскоре и Юлия Ивановича сморило. Он сполз со стула на теплый дощатый пол, прислонился к стене и закрыл глаза.

Ему снился МХАТ. Давали «Гамлета». Луков играл принца, Прокопенчук – Горацио.

– На свете есть такие чуды, о чем не ведал агроном, – продекламировал главный инженер.

– Агроном свой в астрале, – прозаично не согласился с ним хохол и показал на стену бутафорского замка: – Побачь, прынц, идет оно.

На стене появилась гигантская ушастая тень.

* * *

Литвиненко проснулся от толчка в плечо. Над ним стоял приземистый татарин в телогрейке, с ржавым ножом.

– Мы хаш сварили. Будешь? – спросил татарин.

– Хаш – это что? – поднимаясь на ноги, поинтересовался директор.

– Из баранины. С бодуна хорошо, – ответил неизвестный и протянул для рукопожатия руку: – Я Тумбалиев. Бригадир здешний.

– Вы нас вчера напугали, – без малейшего намека на критику признался Литвиненко.

– А я знал?! – огорченно крякнул бригадир. – Зарплата всегда так. Но потом у нас не забалуют. Дисциплина!

Он вывел Юлия Ивановича из здания конторы на задний двор. Там, вокруг костра, сидели несколько членов бригады Рената, тоже татары, и Жора. Молдаванин энергично хлебал что-то из глубокой алюминиевой миски.

– Проснулись, господин директор?! – приветствовал он начальство. – Вы стихи читали во сне. Так красиво читали, что я думал – радио. В темноте руку протянул. Выключить хотел, чтобы вас не разбудить, а там ваше лицо.

Татары переглянулись и хмыкнули.

– Тут запоешь, – пробурчал Литвиненко, садясь с ним рядом на пень. – То главный инженер в трубу, падла, залезет, то в голову ружьем тыкают.

– Простите меня, – покаялся Тумбалиев. – Миной меня стукнуло, под Кандагаром. Год думал, как меня зовут. Пока думал, под трибунал отдали. И в штрафбат. Как выпью, так шпионов ловлю.

– Вспомнили? – хмуро спросил Юлий Иванович.

– Что вспомнил? – скосил на него и без того раскосые глаза бригадир.

– Как зовут?

– Нет, – честно признался Ренат. – В штрафбате новое имя сказали.

– То есть как – новое?! – не поверил директор. – В штабе документы на всех должны были остаться.

– Так меня в штабе миной стукнуло, – объяснил Тумбалиев. – Я один живой остался. Штаб сгорел, бумаги сгорели, кухня сгорела, все сгорело. По наводке моджахед бил. Диверсант рядом, в ущелье сидел. Наводил артиллерию по рации.

Ренат наложил из казана в тарелку рыхлой массы коричневого цвета и протянул Юлию Ивановичу: – Кушайте. Ай, как вкусно! Четыре часа варили.

Литвиненко забрал тарелку и кивнул на татар, сидящих вокруг костра:

– Твоя бригада?