Песни Срединного За-Полярья

Когда житель Срединного За-Полярья говорит «вдалеке от Дома», он подразумевает своё отсутствие в теле Ангойяны, как отдельного элемента живой Вселенной. С другой стороны, по поверьям заполярцев, душа, будучи в плотском облачении, находится на Земле в Едином доме (Анокх Да), хотя сами народы Северного предела верят в то, что их края наиболее пригодные для жизни духа. Южный мир (Юно Гуран) всегда казался им вместилищем суетного безумия, малопригодного для усвоения истины Ангойяны.

VIII

Вот жизни распорядок странный —
Муаровый налёт приняв за райский след,
Отметить год настолько безымянный,
Что в памяти его названья нет.

Лихое время – брат пошёл на брата,

Ведомый разумом кровавых серых стай…
Забыться хочется, чтоб вспомнить, как когда-то
На даче обтрясали смородину. И пили крепкий чай…

Год по С. Л. 2084 Загор встретил в одном из удалённых стойбищ Срединного За-Полярья. Несмотря на определённую известность в научных кругах и участие в ряде интермедийных проектов, он продолжал жить со своей подругой в удалённых северных землях, относящихся к малообитаемым территориям и по сей день. Неприятие университетским сообществом его концепции прогрессивного видения и транспространственного серфинга не сделали угрюмого мыслителя более общительным – Инойк Загор предпочитал заполярские пустоши объединённому человечеству. В этот год конфликт между революционерами – сторонниками и проводниками идеи Великой генетической трансформации человечества и, как их тогда называли, «реакционными шайками фундаменталистов» подвёл черту под Цивилизацией 1.3. Накапливаемая масса взаимного недовольства разорвалось неконтролируемым насилием, которое вовлекло в свой огонь всё пятнадцатимиллиардное население земного шара.

Боевые столкновения, начавшиеся в городах-ожерельях[13], залили раскалённой лавой крупнейшие поселения мира и далее затронули всё, чего касались, что делали и где проживали людни. Изначально это была война всех против всех. Цивилизация законченного Поздневековья стала поверхностью локальных стычек, охвативших все национальные пределы и административные поинты.[14] Вооружённые отряды образовывались, формировались, делились и погибали, словно колонии микроорганизмов – ежечасно, ежедневно, еженедельно.

Революционеры убивали фундаменталистов, те, в свою очередь, уничтожали «новаторов». Как вспоминает об этом один из исследователей того времени, социопсихопатолог Руднак (2085): «Вырезались семьи противников. Уничтожались просто случайные свидетели. Убийства безоружного населения противоположенной стороны проводились нарочито изуверскими способами. Детям отрезали головы и рубили на куски, женщинам, после длительного насилия, вспарывали животы и вешали на всеобщее обозрение, мужчин сжигали заживо или медленно расстреливали, конечность за конечностью, что более напоминало средневековое колесование…». Те казни, которые представители самого разумного вида на Земле применяли по отношению к друг другу, не могут быть описаны беспристрастным языком. Людни убивали из чувства мести, от страха, по привычке, ради удовольствия, в силу убеждений, из-за голода, в конце концов… Всё безумие человеческого мира вылилось в семилетнюю резню. Только неконтролируемый обмен ядерными ударами в разных частях мира остановил не столько войну, сколько массовое помешательство. Человечество за период череды войн, названных Великой (другой вариант Всепланетной) генетической революцией с 2084 по 2114 гг., сократилось на три миллиарда.

Тотальную гражданскую войну, которую многие называли Революцией, Инойк Загор встретил в состоянии «абсолютного ужаса от собственного предсказания десятилетней давности»[15]. При этом, несмотря на эмоциональную окраску в оценке Революции, автор говорит о катастрофическом событии как о «муаровом налёте», подразумевая, что сама трагедия вызревала гораздо раньше «безымянного года». Несмотря на то, что кровавые стычки в заполярских областях начались позднее и были менее интенсивными, Лада Оночка со свойственной ей безупречной решительностью отметила, что «детям Ангойяны пора готовиться к последней битве и бесконечному исходу»[16].

Две нижние строки VIII восьмистишья перекликаются с детскими воспоминаниями Инойка, когда он и двое его братьев жили в Вкрайней области – административном поинте, разделённом рядом национальных оккупационных сил до переезда семьи Загоров в Дальнеземье. Вероятно, это воспоминание является своеобразной защитной реакцией на цивилизационную катастрофу уходящего века.

IX