Песни/Танцы

Потому что дороже первого встречного в этом мире пустоты нет никого. Все родственные связи оборваны, невольно превратившись в атавизм прошлых времен, темных веков родоплеменной структуры, все дружеские узы относительны, потому что в мире пустоты нет настоящей дружбы, есть привязанность, получение взаимной выгоды из нее, но нет дружбы, увы. Дружба покупается и продается. Дружба нивелируется белыми полосами френдлент в социальных сетях, предложениями о дружбе, появляющимися в виде плюсиков и цифр в меню. Плюс одни, плюс два, плюс тысяча. Мы приобретаем не друзей, но плюсы.

И только первый встречный остается чем-то истинным, не тронутым болезнью пустоты. Ему по определению ничего не надо от тебя, как, впрочем, и тебе от него. Он говорит тебе разные вещи, зачастую тяжелые для тебя, без всякого снисхождения. Начистоту. Без обиняков. Там, где друг деликатно промолчит, незнакомец выскажет соль. И эта соль – это и есть соль жизни. Суть нашего времени. Времени бескрайней пустоты.

Вопросительный танец

Мы задаем себе вопросы, на которые не существует ответа. Эта реальность мертва, а иной нам не предоставлено. День за днем я прохожу улицы этого города, день за днем пробираюсь сквозь лабиринт в самую гущу – ЧЕГО?

Если б я знал…

Солнечные блики пляшут на клинке зазубренного ножа, холодного и острого. Так выглядит смерть или ее подобие. Возможно. У Нее много масок, и все ей идут.

Очередная улица, вьющаяся маленькими торнадо пыль, пепел и песок. Дебри сознания, переплетения слов, клубки смысла – здесь все так. Очередные сутки пути, до дрожи в коленях. Я иду, поглощая себя.

Иногда появляется незримый собеседник или Человек-с-головой-Быка или тропарь-без-глаз, я веду с ними неосмысленные диалоги. Вроде:

– Какой курс жизни на сегодня, братец?

– Это неконвертируемая валюта. Большинство выбирает смерть.

– Ага…

И так – до бесконечности. Не то чтобы это так обозначался тренд, но совокупность событий и слов – она рождает такое качество реальности.

Говорят, чума за пределами города наступает, подобравшись к нему вплотную, теперь очаги фиксируются даже здесь, в тени Зиккурата. Это гонит людей от окраин к центру – в самую гущу – ЧЕГО?

– Собственных иллюзий, – подсказывает мне Незримый.

– Ага. Так их там и ждут.

– Ты там тоже не особо нужен…

Такие дела. Я бегу от чумы вместе со всеми, как и все – в никуда. По лабиринту – навстречу Зиккурату, где кровавые жрецы, возможно, имеют вакцину. Возможно, у них есть ответы на мои вопросы. Хочется верить.

– Вера – страшный яд. Она сжигает изнутри. Подменяет реальность, как шулер крапленые карты – подсовывает ее суррогат. Красивую картинку вместо тысяч и тысяч гниющих трупов. Когда уходит жизнь – тебе остается смерть, ее ледяной поток, наполняющий немеющее тело, уносящий дух в иные реальности… Когда уходит вера – тебе не остается ничего. Совсем. Одна звенящая пустота. И Ее Величество Боль.

Но у меня нет ничего и сейчас. Боль пронзает меня изнутри. Как и тысячи безответных вопросов.

Я встречаю толпу беженцев на одной из площадей. Они выглядят тяжело больными. Изнутри их пожирает страх. Над их головами клубятся облака слов, превращенных в гнилые испарения полушепота:

– По новостям на «Первом» сказали, что ВВП за прошлый год вырос втрое…

– Юных неонацистов осудили на пожизненные сроки.

– Он устал, он хочет уйти.

– Купи себе игуану, мы все хотим уйти…

– Когда все это кончится?

Вопросы, выкристаллизованные на поверхности, словно соль на дне чашки с испаренной жидкостью. Они преследуют нас днем, скользя позади легкими тенями, они караулят нас ночью, сгущаясь в сумерках, обретая свинцовую предопределенность. Эти вопросы разрушительны, они же – источник чумы.

– Что ждет нас в конце лабиринта?

– Ты действительно хочешь это знать?

Я боюсь это знать.

Новые горизонты – Песнь 3. Куплет 2

Дождь раскинулся по улице сырой паутиной, обернув собой дома, троллейбусы и людей под нелепыми зонтами. Осень наступала по всем фронтам: она шла волной ветра по верхушкам деревьев, свинцовыми тучами со стороны залива, холодной моросью вдоль русла Невы от Ладоги. Петербург погружался в привычное состояние: сонливый, сумбурно-тягучий анабиоз. Кровь замедляла свое движение в венах людей и в железобетонных жилах домов.

Я нырнул в двери первого попавшегося кафе на площади. Внутри было людно и накурено. То, что надо. Я нашел глазами свободный столик возле окна и, пробравшись мимо оживленно беседовавших людей, сел за него. Официантка принесла меню.

Я пробежался глазами по меню и решил для начала выпить кофе. Мне принесли маленькую чашечку эспрессо с кусочком шоколада. Я достал сигареты из промокшей куртки и, пригубив кофе, закурил.

По стеклу ползли жирные капли влаги, дождь и не думал заканчиваться. Полчаса назад закончилась моя рабочая неделя, и я размышлял над тем, как мне провести выходные. Идти домой не хотелось. Не сейчас, по крайней мере. Дома – рутина и скука.