Песни/Танцы

В метро все двигалось в легко угадываемом ритме: большинство людей уже покинули свои рабочие места и разъехались по домам, в вагонах можно было встретить лишь припозднившихся трудоголиков, да таких же, как я, двинувшихся по барам. Человеческий трафик тянулся от окраин к центру, там перегруппировывался и, откинув тех, кто отправился искать пятничных приключений, двигался дальше – на сей раз от центра к окраинам.

Я разглядывал людей и понимал, что ничего интересного в них не нахожу. Общество потребления дало людям кучу возможностей для подчеркивания собственной индивидуальности: от тысяч брендов одежды до не меньшего количества всевозможных видов пирсинга на лице, но искры в них это не привнесло. Размалеванные и разодетые на все лады обезьяны почему-то выглядели еще скучнее, чем их обычные собратья. Видимо, здесь была та же закономерность, что непременно обнаруживалась при тщательном изучении любого рынка: чем лучше обертка, тем невыразительней содержимое.

Стражи порядка останавливали гастарбайтеров на пересадочных станциях, подвергая их обычной и замылившей глаз процедуре: брали документы, делали вид, что изучают их, потом находили какие-то нарушения и отводили «улов» в свое помещение неподалеку, где происходил отработанный процесс выколачивания денег из незадачливых приезжих дворников и маляров.

Ситуация была для всех обычная: люди плыли мимо, не обращая внимания; эскалатор выплескивал все новые порции узбеков и таджиков, предприимчивые сержанты дальше делали свой бизнес.

Я подумал о том, что слишком много глупости и несправедливости стало для нас чересчур привычно. Мы привыкли к тому, что наши города заполонили привезенные из Средней Азии рабы, живущие в нечеловеческих условиях и вкалывающие за копейки, привыкли к тому, что представители всевозможных органов делают на них деньги. Нам было плевать. Статус-кво порока сохранялся. Этот мир был приговорен. Приговорен нашим молчанием. Мы все видели и проходили мимо, погруженные в себя.

Думать о плохом не хотелось. Я переключился на предстоящий вечер. Что-то он несет? Новые ощущения и новых людей? Кто знает… Посмотрим.

Я поднялся на эскалаторе и вышел на Сенную площадь. На часах было начало десятого вечера. Дождь кончился, и на улице прибавилось народу. Я связывал этот факт с началом барного паломничества. Люди начинали свое движение в сторону рассвета.

Для кого-то оно закончится в постели роскошной блондинки, для кого-то – рвотой в загаженной подворотне. Кому как повезет. В одном можно было не сомневаться: город сегодня не уснет. Не весь, по крайней мере.

Геныч не заставил себя долго ждать, хоть я и приехал чуть раньше оговоренного времени. Он появился вместе со своей девушкой Машей, когда я докуривал только первую сигарету.

– Привет, – сказали они с Машей хором.

– Доброго вам вечера, – ответил я.

Без дождя и с учетом уже выпитого мною вина вечер действительно начинал сходить за добрый. Жить можно, как говорится.

– Ну что, закончил трудовую неделю? – спросил Геныч.

– У меня такое ощущение, что это она закончила меня. Точнее, прикончила.

– Да ладно, ерунда все это – сейчас расслабишься.

– Рад это слышать. Хорошо, что ты позвонил.

– Я знал, что тебе понравится мое предложение.

Геныч работал психиатром. Мы познакомились в общежитии на первом курсе. Он учился на медицинском, я на юридическом. Сошлись на музыке. В смысле нам обоим нравился рок. И у нас обоих были планы создать рок-группу. Правда, Генычу для реализации этих планов еще предстояло научиться играть на гитаре, но, забегая вперед, стоит отметить, что он с этим успешно справился. Рок-группа у нас получилась. Правда, просуществовала недолго, но главное – мы осуществили свою мечту. А когда мечта становится реальностью, а потом и обыденностью, становится скучно.

– Куда пойдем? – спросил я.

– Куда-нибудь, – ответила Маша, – не стоять же здесь.

– Действительно. Тогда ведите.

Мы пошли по Садовой улице в направлении Невского. Геныч работал психиатром в психоневрологическом диспансере. Работа не из легких, учитывая контингент, с которым приходилось общаться, но Геныч справлялся. Сказывался его спокойный характер. В последнее время мы виделись не так часто, как раньше, но если встречались, время проводили с огоньком.

– Как вообще жизнь-то? – спросил Геныч. – Как работа?

– Ничего работа, пока не доконала. Терпим друг друга.

– Хорошо.

– Если серьезно, то все нормально. Работа даже нравится. Не всегда, но местами кажется, что это гораздо лучше того, что могло бы меня ждать.

– Вот, замечательно. Я рад, что ты понимаешь это.

– Я рад, что жизнь не подкидывает мне других подлянок, кроме этой осени, а это уже прекрасно. Пережить осень в Питере – это, сам знаешь, тоже не просто. Я бы на месте бога создал в раю санаторий для бывших петербуржцев – они заслужили.

– Да уж. Город психов на самом деле. Как осень началась, клиентов у нас в диспансере прибавилось.

– Кто бы сомневался.