Читаем Песни/Танцы полностью

 Покончив с вермутом, я лег на диван и почти сразу же уснул. Время для меня остановилось, умерло. Последние часы перед решающей битвой уносились прочь, а мой дух витал далеко – в стране воинов прошлого, ушедших героев, которым посчастливилось жить в более интересные и насыщенные времена.


 Проснулся я около трех часов дня. Потянулся на диване, затем слез с него. Немного поприседал, разминая затекшие конечности. Затем собрался было выйти на балкон перекурить, но передумал. В итоге сел к компьютеру, находившемуся в ждущем режиме.

 Поводил мышкой по столу, монитор нехотя зажегся, на экране показалось окно браузера с моей страницей в социальной сети.

 За то время, что я отсутствовал в виртуальной реальности, в этой самой реальности ничего существенного не случилось. В группе, посвященной сходу, прибавилось участников, общее число перевалило за пять сотен. Посмотрим, что будет в действительности. Я включил аудиозапись песни The Beatles «Helter Skelter». Да здравствует Хаос!

 Перекусив тут же у компьютера тем, что обнаружилось в холодильнике, я принялся собираться на сход. Оделся потеплее: питерская погода была и оставалась единственным непредсказуемым явлением в общем океане проповедуемой отовсюду стабильности.

 Надев пальто и шарф, я, наконец, вышел из дома. По пути к метро прошел мимо школы, в которой находился местный избирательный участок. Над крыльцом вяло трепыхался на декабрьском ветру трехцветный полосатый флаг. Никакого оживления вокруг участка я не заметил, на крыльце курил одинокий мужичок в ватнике – больше похожий на припозднившегося с уборкой дворника, чем на пришедшего исполнить свой гражданский долг избирателя.

 Та же картина в метро – никакой оживленности, люди едут то ли с катка, то ли на каток. Кто-то везет покупки после воскресного шопинга. Единицы везут идеи…

 Поднялся на Восстания, вышел в прохладную свежесть декабря. К вечеру температура стала падать, это ощущалось в приобретшем морозную резкость воздухе. Глеб курил в стороне от выхода со станции метро напротив недавно построенного торгового центра. Я подошел к нему.

 - Привет.

 - Здорово, - мы обменялись рукопожатиями.

 - Будем революцию делать?

 - Революция сделает новых нас.

 - Ну, это тоже возможно. Пойдем?

 - Должен еще Быра подъехать, надо бы подождать.

 - Быра? Ты ему к четырем сказал подъезжать?

 - Ага.

 - Ну, раньше полпятого не жди.

 - Посмотрим.

 Я достал сигарету и закурил. Глеб, немного поразмыслив, закурил еще одну – в знак солидарности со мной.

 Мимо сновали люди – от метро к торговому центру и от торгового центра к метро. Кажется, их не волновали ни выборы, ни предстоявший сход, ни все остальное. Они подсели на иглу потребительства и все, что их интересовало, - новая доза покупок, выброшенных денег, приобретенных товаров. Мне было немного жаль их: если мы заплутали в лабиринте, но не оставляли попыток выбраться из него, то они уже давно в нем сгинули.

 - Знаешь, - сказал я Глебу, - чем бы ни кончилась сегодняшняя буча, их, - я кивнул в сторону людей, тянувшихся к торговому центру, - будет очень трудно изменить, поменять модель их поведения, вне зависимости о того, кто придет к власти…

 - Согласен, - Глеб сделал смачную затяжку, - но если не поменять власть, у них вообще не будет шансов спастись, ведь это нынешний курс сделал их такими…

 Нынешний ли курс сделал их такими или это они сделали возможным нынешний курс – на самом деле ответа на этот вопрос не было ни у меня, ни у Глеба. И найти его именно сейчас не представлялось возможным. Тем более что, несмотря на прогнозы, Быра подошел вовремя, как и договаривались – в четыре. Протянул нам свою руку. Мы по очереди поприветствовали его.

 - Готов? – полушутя спросил я Быру.

 - К чему?

 - Ко всему.

 - А-а-а… Готов… В принципе…

 - Пойдем тогда.

 Медленно мы двинулись по Невскому проспекту в сторону Гостиного двора. Мимо нас проносились, сигналя, автомобили, навстречу нам двигались толпы праздношатающихся людей. Обычное воскресенье, обычный томно наползающий вечер – ничего такого, что предвещало бы наступление серьезных перемен. Неужели всех нас ждет только новый виток лабиринта?

 Большинство всегда пассивно. Большинство будут насиловать и убивать, а оно будет молчать. Это так, к сожалению, так. Может быть, это заложено в людей генетически, может, является результатом долгого социального отбора, которому все мы подвергаемся с раннего детства. Лишь единицы могут сопротивляться. Могут бороться с пассивностью, с молчанием и наплевательским отношением. Сегодня мы – единицы.

 Большинство продолжает ходить по магазинам, валяться на диване, смотреть тупые быдлошоу по телевизору, скрипеть и ненавидеть свою работу, на которую все равно придется переться завтра с утра. Большинство продолжает созерцать и размножаться. Большинство знает, что выборы будут сфальсифицированы, но большинство уже заранее придумало оправдание собственному молчанию. Пусть. Сегодня мы – единицы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза