Песни/Танцы

 Мимо меня проехал троллейбус, я успел разглядеть на маршрутной табличке, вставленной в боковое окно, что одной из остановок было кладбище. Вот так-то. Не стоит забывать. Жизнь – это троллейбус. И главное, чтобы на крутом вираже рога не слетели с проводов. Ага.

 Подойдя к Юлиной парадной, я вдруг понял, что забыл номер квартиры. То ли пятьсот семьдесят два, то ли пятьсот восемьдесят два. Набрал наугад первый вариант. Через некоторое время ответила Юля:

 - Да?

 - Это я.

 - Заходи.

 Домофон запиликал, и дверь открылась. Мой маленький квест окончен, я возвращаюсь. Дождавшись кабины лифта, я поднялся на седьмой этаж. Дверь в Юлину квартиру была открыта. Я вошел и закрыл за собой дверь.

 - Быстро обернулся, - констатировала Юля, завидев меня.

 - А чего медлить? – ответил я вопросом.

 Юля промолчала в ответ.

 - Я тут взял шампанского и немного еды, ты не против?

 - Нет.

 - У тебя есть микроволновка?

 - На кухне.

 Через пять минут я открывал шампанское и разогревал купленную шаверму в микроволновке. Еще через пять минут мы сидели в комнате и пили шампанское. На большой тарелке лежали остатки шавермы.

 - Знаешь, иногда мне кажется, что люди меня совсем не понимают, - я достал сигарету.

 - Неудивительно. Ты говоришь странные вещи.

 - Не столько странные, сколько страшные. Им жутко признавать, что этот мир не принадлежит им.

 Юля последовала моему примеру и тоже полезла за куревом. Я чиркнул зажигалкой и помог ей прикурить.

 - Вообще-то он не принадлежит и тебе.

 - Мое отличие от них в том, что я это признаю.

 - Ты считаешь нас, - Юля сделала неопределенный жест, видимо показывая свою идентичность с остальным населением планеты, - глупее себя.

 - Я этого не говорил.

 - Но подразумевал…

 - Нет. Я не умнее. Единственное в чем я действительно превосхожу остальных – так это в смелости. Я не боюсь признаться себе, что я – никчемная тля, прыщ на поверхности Земли.

 - С этим знанием вообще-то трудно жить.

 - Трудно. Поэтому цена жизни и высока. По крайней мере, я хотя бы представляю ее. А что будет легко – никто и не ожидал.

 - Надо быть проще.

 - Возможно. Только кому от этого станет легче?

 - Ладно, - Юля сдалась, - не стоит обсуждать такие сложные темы. От них только голова начинает болеть, а ничего не меняется.

 - Вот тут ты права. Давай еще выпьем.

 - Давай.

 Мы выпили. Я налил еще. Полет в бездну продолжался, останавливаться никто не думал. Лучше так, чем бессмысленно истлеть, никогда не рискуя. Молодость мира – это звон натянутых нервов.

 - Как ты думаешь, любовь существует? – спросил я Юлю.

 - Не знаю. Смотря, что вкладывать в это понятие.

 - Да хоть что-нибудь. Например, привязанность к какому-нибудь человеку.

 - Ну, тогда это и будет привязанностью, а не любовью.

 - Ага.

 Мы закурили. Я сделал большой глоток шампанского.

 - Давай на брудершафт?

 - Давай.

 Выпили на брудершафт. Поцеловались.

 - Ты выйдешь за меня?

 - Нет.

 - Почему?

 - Ты слишком много пьешь и говоришь странные вещи.

 - Тогда хотя бы займись со мной сексом…

 Время давно перевалило за полдень, за окном медленно, но верно близился к концу короткий зимний день. Шампанское было благополучно выпито. Мы даже успели поспать еще пару часиков.

 Я сидел у ноутбука и думал, что бы такое включить. Рядом в пепельнице тлела сигарета. Юля ушла принимать душ.

 Мои мысли витали где-то далеко, за пределами этого мира, даже за пределами города убийц, вне его лабиринтов и зиккуратов. Я думал о вечности, о ее незыблемости, о нерушимых столпах времени, в сравнении с которыми все мы – ничто.

 С одной стороны мне было страшно, что моя жизнь – лишь одна жизнь в череде многих – бессмысленно сгорит, не оставив за собой даже искры, с другой стороны – я прекрасно понимал предопределенность такого конца. Невозможно быть мошкарой и при этом соотносить свое существование с масштабами планет.

 В конце концов, я пришел к выводу, что мои размышления не смогут вырвать меня из этой ловушки разума. Всем нам придется погибнуть под маховиками Вселенной, и никто не оценит наш подвиг. Как это ни горько сознавать, это так. Комплекс Кассандры: ты видишь будущее, но не можешь изменить его.

 Я включил песню Laibach «Satanic Versus». Короли индастриала наполнили комнату мрачной оккультной музыкой, вещающей о конце времен. 

 Вскоре вернулась Юля. Она была в халате, на голове сооружен тюрбан из полотенца, под который убраны волосы.

 - Что это такое у тебя играет? – спросила она, устраиваясь рядом со мной и прикуривая сигарету.

 - Это Лайбах.

 - Что-то чересчур мрачно.

 - Зато о многом заставляет задуматься.

 - А тебе не надоело думать?

 - Надоело.

 - Смени тему тогда, а?

 - Хорошо.

 Я выключил музыку. Вообще. Самая лучшая музыка – это тишина. Не вызывает никаких споров, по крайней мере.

 - Может, сходим куда-нибудь? – спросила Юля.

 - Куда?

 - Да хоть в кино.

 - А давай. В кино – так в кино.

 - Тогда я сейчас волосы высушу, и пойдем, хорошо?

 - Хорошо.

 Когда мы вышли из дома, уже стемнело. Окна многоэтажек смотрели в ночь желтыми глазами, буравили наши спины ледяными взглядами. Мы прошли до уже известного мне перекрестка с магазином – там была остановка – и сели на троллейбус, который шел в сторону метро.