Борис “Рудкин” Гришин
Самиздат у нас начался до музыки. Мы с самого детства увлекались фантастикой и в какой-то момент узнали о таком явлении, как “Клуб любителей фантастики”, КЛФ. Это была большая движуха, даже более развитая, чем рок-клубы. И через нее можно было добывать редкие книжки. Мы решили в это дело грамотно вклиниться, а меня как самого лоха использовать в качестве председателя. Придумали, что якобы из-за принципиальных разногласий на творчество братьев Стругацких отделились от свердловского КЛФ и основали свой собственный – под названием “Пришелец”. Поскольку народ тогда был очень наивный, все это прокатило на ура. У нас была якобы официально зарегистрированная организация. Мы придумывали людей, которых мы принимали в члены клуба, придумывали писателей, писали за них какие-то рассказы – и нам верили и давали преференции при распределении редких книжек. Ну и потом мы решили, что у КЛФ должен быть свой журнал.
Борис Белокуров (Усов)
Рудкин силен преувеличивать. Ну да, немножко пытались внедриться в клуб любительской фантастики. Не прижились надолго. В общем, все, что до 90-го года, – это детский период, чисто литературные дела. По-настоящему все началось в 90-м, когда Рудкин из армии вернулся, а я уже находился на концерты.
Борис “Рудкин” Гришин
Я служил в специфической части под Вологдой, иногда ходил через лес на переговорный пункт пообщаться по телефону с родителями. И на прощание маме говорил – поставь “Аделаиду” “Аквариума”. Шел в казарму, в этот полный ужас, но знал, что дома играет эта пластинка. А потом получил письмо от Усова: мол, вот есть такие Егор Летов, Янка Дягилева и Ник Рок-н-ролл, и это гораздо круче, чем “Аквариум”. И, когда я демобилизовался, Усов мне дал две кассеты, где все это было записано. Я был, конечно, глубочайше шокирован.
Путь от литературы к музыке был прямым еще и потому, что советский рок и сам был тесно связан с буквами и словами – и далеко не только в отношении его приснопамятной текстоцентричности. Жизнь в подполье, которую люди с электрическими гитарами вынуждены были вести вплоть до поздней перестройки, помимо прочих трудностей была еще и сопряжена с информационной блокадой, а потому музыкантам пришлось налаживать собственные СМИ, благо самиздат к тому моменту уже имел и свои традиции, и наработанные методы производства и распространения. “РИО”, “Рокси”, “Урлайт”, “Зеркало”, “Ухо”, “Сморчок” – с начала 80-х в самых разных городах стали плодиться регулярные журналы, отслеживавшие труды и дни неофициальной музыки, печатавшие наивные и трогательные интервью с новоявленными кумирами, отчеты о концертах, рецензии на магнитоальбомы, творческие манифесты и просто заметки на полях в духе нынешнего “Живого журнала”. (Все они подробно описаны и исследованы в фундаментальной энциклопедии Александра Кушнира “Золотое подполье”, к которой мы и отсылаем всех интересующихся.) В отсутствие любых других способов обустройства культурного поля именно рок-самиздат зачастую определял хедлайнеров и аутсайдеров и выстраивал иерархии.
Впрочем, к концу десятилетия ситуация изменилась: рок вышел из подвалов прямо на стадионы, героев “РИО” и “Рокси” стали показывать по телевизору и интервьюировать в центральной прессе. Энергетическая инерция самиздата, однако, была по-прежнему достаточно велика – и он закономерно занялся новым андеграундом, музыкой, которой не светил выход в тираж даже в ситуации так называемой свободы. Главным изданием той эпохи стала “Контркультура” – даже не столько журнал, сколько литературно-философско-музыкальный альманах, где писали лихо, ярко и дерзко, перемежая центоны из чужих текстов с обвинениями в адрес нового рок-истеблишмента, и где неустанно пропагандировали сибирский панк в диапазоне от все той же “Гражданской обороны” и Янки Дягилевой до групп с названиями вроде “Бомж” и “Центральный гастроном”. Именно “Контркультура” приложила много усилий к тому, чтобы сибирский панк превратился из локальной субкультуры в явление общенационального масштаба. Именно “Контркультура” попала в руки Борису Усову и Борису Рудкину, двум начитанным однокашникам с неконтролируемой склонностью к творчеству, – и заразила их своей лихостью настолько, что они, променяв фантастику на рок-н-ролл, решили сделать свой журнал. Он назывался “ШумелаЪ мышь” – и, как выяснилось, положил начало большой традиции частного самиздата, который Усов и его круг будут производить в течение следующих двадцати лет.
Выглядело это примерно так. Сто с лишним страниц убористого текста, отпечатанного на машинке. Коллажи из пивных этикеток, чужих фотографий и газетных вырезок. Репортажи с фестивалей, пространные тексты, посвященные Майку, Шевчуку, Неумоеву, тюменскому панку, а также большое количество лирических отступлений о современной культуре и месте автора в этом мире. Стихи. Словарь. Последнее интервью с Бобом Марли. Художественный рассказ неведомого писателя из Новокосина. И так далее, и так далее, и так далее.