Песни в пустоту

Я был первый человек, который состоял в группе “Соломенные еноты”, и первый, кто ее покинул. Я ушел из-за авторитарности Усова. Невозможно подчиняться, когда твой друг детства, с которым ты сидел за одной партой с шестого класса, начинает тебе что-то жестко диктовать. Мы разругались. Потом новые люди стали от него таким же образом откалываться. Когда прошло какое-то время, я понял, что для каждого гения это естественно.

* * *

Драки, пьянство, склоки – из всего вышеизложенного, вероятно, можно заключить, что и весь смысл “Соломенных енотов” заключался в бесконечной провокации и возведении асоциального поведения в принцип с неизбежным риском для здоровья. Это, однако же, совершенно не так: в конце концов, подлинный миф невозможно выстроить только на злоупотреблениях и хулиганстве, в его основе все равно всегда лежит слово. С 93-го по 95-й год группа Бориса Усова записала не меньше полудюжины альбомов, как минимум два из которых – “Горбунок” и “Недостоверные данные о счастье” – достойны того, чтобы войти в любой список лучших записей здешнего рока. Тот же Егор Летов как-то сказал, что если панк состоял из естественных, животных инстинктов, то постпанком занимались люди, которые поняли, что не могут жить здесь и сейчас. В таком понимании термина “Соломенные еноты” – едва ли не главная здешняя постпанк-группа вообще и уж точно главная, если под “сейчас” поднимать 90-е.

Группа это, впрочем, очень странная. В случае с “Енотами” затруднительно на полном серьезе рассуждать о музыке, потому как фиксировалась она практически без учета любых критериев качества. По идее, любого человека со стороны “Еноты” должны были бы заведомо отталкивать (что, возможно, и предполагалось создателями группы). Но происходило и происходит отчего-то по-другому – несмотря на нарушение самых базовых правил вежливости по отношению к слушателю, у Усова и компании получались невероятно притягательные песни. В их принципиальной несобранности есть какая-то трогательная, почти детская беззащитность, и потому она вызывает скорее какое-то щемящее сочувствие, чем раздражение. “Соломенные еноты” ведь, в сущности, очень инфантильная группа – недаром с мелодической точки зрения это нередко почти что тви-поп родом из советского гаража, недаром и Усов не столько поет, сколько как-то по-ученически декламирует вслух свои тексты. Собственно, именно сочетание беззащитности, ощущения тотальной уязвимости и хрупкости собственного сокровенного мира и не менее тотальной агрессивности и безжалостности мира внешнего и определяет, кажется, лирический гений Усова – и именно через это сочетание у него и пойман пресловутый дух времени. Сбивчивая, скомканная, разваливающаяся на ходу музыка “Соломенных енотов” по натуре своей очень соответствовала окружающей эпохе смутности и распада, и уж тем более ей соответствовали тексты Усова, разом торжественные и отчаянные, возмущенные и обреченные. Манера исполнения “Енотов” автоматически снижала пафос, вообще-то органически присущий что предшественникам, что соратникам Усова по так называемому экзистенциальному панку. “У нас отобрали джунгли, у нас отобрали опасность, коммунальные квартиры, талоны на водку и даже перестройку и гласность. И нам остается одна романтика – падение вниз, вниз, вниз”, – разом возвышенно и самоуничижительно пел Усов, и ясно было, что в этом падении нет ничего героического, но и вариантов других не остается. Персонажи песен “Енотов” наблюдают, как новое варварство хищно осваивает дорогой им мир, завороженные грандиозностью этого чудовищного зрелища, они бросаются на варваров с кулаками, заранее зная о собственном поражении, они строят баррикады из бутылок, книг, фильмов и кассет, понимая, что их все равно разрушат. Лучшие записи “Соломенных енотов”, кажется, именно об этой, даже не гражданской, а этической обороне; ровно поэтому здесь так часто и неожиданно упоминаются животные – как компас, как ориентир, как создания невинные и безгрешные, не способные к предательству и принимающие даже безнадежный бой просто в силу органических инстинктов. На похожих инстинктах строились и отношения “Соломенных енотов” с окружающим миром – только обусловлены они были не натурой, но культурой.

В сущности, при всей формальной прозаичности усовских текстов (все эти контролеры по вкладам, менты, речные трамваи и прочие мелкие приметы быта) “Соломенные еноты” наилучшим образом выразили неочевидную метафизику 90-х. Их песни – это хроники всеобщего грехопадения, завораживающего в своей тотальной неизбежности.

Максим Семеляк