Песни в пустоту

Наша музыкальная деятельность началась в начале осени 92-го года и была связана с тем, что Дима Модель привез из белгородской области раздолбанную гитару “Урал”. Мы создали группу “Лисичкин хлеб”. Усов сделал “Соломенных енотов” незадолго до нас.

Алексей “Экзич” Слезов

Костя Мишин и Борис Усов потихоньку сплачивали интересных им людей. Усов свой журнал не забрасывал, но параллельно стал делать свой музыкальный проект, который в первой реинкарнации назывался, кажется, “Крошка Енот и те, кто сидит в тюрьме”.

Борис “Рудкин” Гришин

“Брешь Безопасности” мгновенно переросла в “Соломенных енотов”. То есть сначала играла “Брешь”, потом выходил Усов, и с тем же составом игралось еще четыре песни. На “Индюках златоглавых” был страшный скандал. На концерте все набухались, я в основном. Там был космический аппарат даже по нынешним временам, огромная сцена. Я у себя рядом с примочкой поставил три бутылки водки, к которым от страха все время прикладывался: это же был наш первый концерт. И вот я играю на гитаре, ору в микрофон страшные матерные слова, Усов тоже что-то орет, а из-за кулис выбегают музыканты “Резервации здесь” Плешь и Помидоров, которые отпивают из моих бутылок водку. Они таким образом сорвали нам концерт, началась драка.

Константин Мишин

В какой-то момент меня пригласили на бас-гитару в “Резервацию” играть. А потом уже и Витя Кульганек говорит – давай к нам в “Брешь Безопасности” на бас-гитару. Соответственно, я автоматически и в “Енотах” оказался снова. И мы начали репетировать. Но я уже пытался это как-то структурировать, к какому-то порядку призвать. Старался, чтобы гитары хотя бы настроены были. Пытался поток революции направить в русло эволюции, что называется.

Борис “Рудкин” Гришин

К тому времени мы уже успели стать пьющими людьми, а в какой-то момент алкоголь взял и пропал. И гораздо проще оказалось накуриться. У нас всего этого было навалом, друзья приносили, на это даже денег не надо было тратить. И самая первая запись “Соломенных енотов” была сделана на траве. Мы накурились нереально. “Зеленого младенца посадили на цепочку”, знаете эти песни? Уже тогда меня торкнуло, что это может достичь уровня тогдашнего Гребенщикова или Летова. Это ощущение мне показалось смешным и абсолютно нелепым. На тот момент я не мог представить, что мой одноклассник на такое способен.

Константин Мишин

Была такая девица, Эвелина Шмелева, которая позиционировала себя как последовательница Андрея Тропилло. Она решила, что хочет такую же студию, и лихо взялась за дело. У нее была огромная коммуналка на Остоженке, и фактически она в восьмикомнатной квартире оказалась вдвоем со своей мамой. И решила две комнаты отвести под студию. Тропилло ей дал, в общем, мощный пульт, какую-то часть аппаратуры, что-то она докупила сама и стала пытаться записывать группы. У нее была подруга Лена Шевченко, которая работала в “Московских новостях”, дико популярной демократической газете. Она там получала какие-то огромные деньги для двадцатидвухлетней журналистки. На эти деньги регулярно вся наша компания напивалась. И она познакомила нас с какими-то друзьями-музыкантами – “Третьим почесом”. Панки какие-то а-ля “Пурген”, “Наив”, три вагона тогда таких было. И вот мы что-то там попробовали после нескольких репетиций с ними записать. Какое-то время Усов держал себя в руках, я пытался его убедить, что надо какое-то время потерпеть. Записали пять песен, на этом его терпение лопнуло, и все закончилось очередными взаимными оскорблениями и дракой Усова с этими “трехпочесовцами”.

* * *

Если делать журнал – то еще более наглый и радикальный, чем “Контркультура”. Если организовывать квартирник – то большой фестиваль на несколько дней. Борис Усов и его соратники во всем старались поднять планку, заданную предшественниками, – неудивительно, что, собрав группу, они начали вести себя предельно оголтело. Вчерашние тихони-книгочеи и интеллигентные рок-журналисты моментально снискали славу опасных людей, с которыми не стоит иметь никаких дел, потому как их концерты имеют свойство превращаться в кровавое побоище. Притом что и концертов-то этих толком еще не было, и записей “Соломенные еноты” еще толком не делали, а если и делали, то их было не сыскать, – их миф уже начал жить отдельной жизнью и в некотором смысле предопределил дальнейший модус существования группы. Впрочем, и в этом была своя логика: в конце концов, вынужденное мифотворчество было сложившейся традицией рок-самиздата, создатели которого за неимением достоверной информации (или просто смеху ради) нередко публиковали про своих героев несусветные байки, становившиеся потом подпольным фольклором. Да и вообще, превратить себя в литературного персонажа – более чем естественная и заманчивая стратегия для вчерашних подростков, прочитавших вагон романтических книг.

Константин Мишин