Песни в пустоту

Сначала мы назывались “Последнее Танго в Париже” – я, Рэтд и басист Ухов. Гитарист Бенихаев на репетиции не ездил, он играл очень хорошо, и у нас у всех было тогда странное убеждение, что ему репетировать не нужно. У нас было всего три репетиции в “Там-Таме”. Потом Рэтд предложил сделать концерт, подошел к Севе Гаккелю. Тот спросил: какое название? Рэтд вместо “Последнее Танго…” сказал “Последние Танки в Париже”. Видимо, посчитал, что так смешнее. И мы стали так называться.

Александр Долгов

Само название группы цепляет. Я их запомнил именно благодаря этому. “ПТВП” и “Химера” из одного города, Никонов смотрел на Рэтда как на старшего товарища и идейного вдохновителя. Хотя по музыкальной части они абсолютно разные. Да и по характеру они, как мне кажется, тоже совершенно не похожи.

Алексей Никонов

Когда Рэтд умер, мы не существовали как группа – это был проект, как та же “Егазеба”. Потом появился барабанщик, песни, так и организовались.

Леонид Новиков

Кассету “ПТВП” я получил году в 97-м. Ну, там было написано – “Панк-рок-77”, они его и играли. Группа педалировала, что у них когда-то играл Рэтд на барабанах, это было такой рекламной фишкой. В одно ухо влетело, в другое вылетело.

Юрий Угрюмов

В первый раз я услышал “ПТВП” на демо-кассете, которую мне передала девушка из группы “Бабслей”. Честно сказать, мне не понравилось – качество было чудовищное, и понять хоть что-то было крайне сложно. Потом они как-то все-таки к нам попали, и, когда я их увидел на сцене, у меня никаких вопросов уже не возникло. Сразу стало понятно, что это наша группа, что она абсолютно адекватна клубу “Молоко”.

Александр Старостин

Как-то раз мы ездили в Выборг выступать вместе с группой “Талонов нет”. Это была такая шумовая формация под руководством Филиппа Волокитина. Волокитин был приверженцем хаотического нойза и считал, что, как только появляется хоть какая-то структура, начинается поп-музыка. Концерты выглядели как будни советского завода по производству женских сапог – кто-то железки пилил, Филипп разбрасывал по сцене какие-то игрушки, и они хрустели у него под ногами. В Выборге мы играли в клубе “Кочегарка”, и там, кстати, я получил первый в жизни свой гонорар. В зале человек двадцать. Звукорежиссер матерится, что с этими он работать не будет, что это за люди вообще – вынесли на сцену кучу мусора. Мы играем, и в какой-то момент нам отрубают звук со словами – мол, а пошли-ка вы подальше с такой музыкой. Публика не шокирована, просто равнодушие какое-то. И вдруг подходит парень с горящим взглядом, сумка через плечо, причесочка. Говорит, что он журналист местной газеты, на него глубокое впечатление произвел концерт, и он хочет с нами общаться. Так я с Лехой Никоновым и познакомился – уж не знаю, существовали ли тогда уже “ПТВП”.

Алексей Никонов

Когда я работал журналистом, мы делали что хотели, в том числе критиковали действия и МВД, и местной администрации. Редактор был очень либеральный и позволял это. Кстати, “Выборгские ведомости” были первой и единственной, наверное, газетой, которая напечатала мои стихи. Одна моя статья была про местный клуб – мол, техно умирает… После нее приехали бандиты. Они не разобрались и подумали, что умирает их клуб, что за эту статью мне заплатили денег. В общем, приехали разбираться. В итоге из газеты меня выгнали.

Егор Недвига

Я в “ПТВП” не с самого начала, до меня там играл бас-гитарист Гриша Ухов. Но через несколько месяцев с ним стали происходить странные вещи – он попросту стал гонять чертей, у него произошел какой-то надлом в психике. Самое интересное, что он не торчал. Он мог, например, начать себя неадекватно вести на ровном месте, делая стойку на голове посреди улицы и говоря: “Вот, наконец-то я вижу мир в его истинном свете! Как здорово!” Всем казалось, что он насмотрелся на Эдика Старкова, потому что Эдик часто подобным образом тоже идиотничал и всех веселил, но у него это получалось естественно, а у Гриши как-то странно. Мы думали, что Гриша переслушал “Химеры” и очень сильно насмотрелся на Эдяна. Стало понятно, что басистом в группе он долго не пробудет. Собственно, он даже не играл толком. У него был очень интересный инструмент: бас-гитара “Урал”, на которой было две струны вместо четырех, на ее деке с лицевой стороны красовалась здоровая надпись “хуй”, сделанная красным маркером. Играл Гриша тоже необычно. У него часто была зажата в правой руке резиновая кость, которую дают собакам, маленьким щенкам, когда у них зубы начинают резаться. Этой костью он фигачил по двум струнам своего “Урала”. Таков был его стиль игры на бас-гитаре. Музыки не было. В первую очередь от этого начал обламываться Леха, ему хотелось, чтобы, несмотря на весь панк-рок, было хоть какое-то подобие музыки.

Алексей Никонов