Песни в пустоту

Это только кажется, что в поэзии Машнина одна сплошная дикая злоба. Когда человек очень добрый, очень хороший, он не может не реагировать на все это говно, которое кругом. Когда еще мы в “Камчатке” сидели, я помню разговоры очень горького свойства о нашем житье-бытье. Очень мрачного и достаточно беспросветного. От этого и стихи такие. Дикие по энергии отчаяния. У Машнина же тогда была ужасная жизнь. Он пошел в армию, потом после армии поступил в этот свой институт, с какой-то географией, что ли, связанный, и женился. Но как-то у него очень быстро не сложилось, и в результате в том месте, где он должен был жить, то есть в этой комнате, жила его жена с дитем, а поскольку он с ней развелся, ему там места не осталось. В результате он жил в “Камчатке”. Именно поэтому так получалось, что я приезжала, а он всегда там. Дикая ситуация, когда человек ест то, что принесут, живет на кочегарские копейки… Хорошо, что там хоть душ был… И так было довольно долго. У Ольги же тоже с жильем было сложно. И потом, когда они наконец переехали в квартиру, времена были уже совсем другие. Потом и “Камчатку” закрыли, они пошли работать на какие-то другие работы. Я помню, Ольга солдатиков каких-то раскрашивала… Мы голодали зверски, яичница была просто праздником. Ну и ничего, никто, кстати, не переживал особо.

Андрей Машнин

Музыка не была реакцией на эпоху. Насрать на эпоху было по большому счету. Принцип был один – буду делать что нравится, и как пойдет. “Бомбу” записали – все, больше ничего не надо и ничего не будет.

* * *

У Машнина наконец была достоверная запись – и она сработала. “Бомба” вызвала заслуженные восторженные рецензии, у “Машнинбэнда” появилась стабильная клубная востребованность – казалось, вот тебе и платформа для настоящего старта (ну или как минимум чтобы и дальше столь же крепко стоять на своем). Однако ж неожиданно для всех быстро оказалось, что “Бомба” была финишем: снаряд попал в цель, война закончилась. В некотором смысле “Машнинбэнд” еще и оказался в слепой зоне между двух поколений – когда вышла “Бомба”, первые бойцы хардкора 90-х уже по большей части разошлись по домам, а молодые только начинали, да и для них сорокалетний грузный мужчина в очках, должно быть, совсем не выглядел очевидным соратником, – но реальные причины того, почему и группа, и ее лидер потихоньку отошли от дел, кажется, более прозаические. Самому Машнину просто надоело биться головой о стену, а тут еще и его напарник и заводящий Ильич обзавелся семьей и в конце концов отбыл с ней в глубокую провинцию. До тех пор пока этого не произошло, относительно регулярные концерты еще продолжались; в начале 2000-х вышел альбом “Желтопер”, которому снова повезло с текстами и не повезло с записью, но все это по большому счету было уже послесловием. Активнее всего, как ни странно, Машнин вел себя на своем официальном сайте (эх, найти бы сейчас архив его “Гостевой книги” – рассказы Машнина о “Камчатке”, едкие комментарии о питерских рокерах, короткие стишки и всевозможные байки вполне заслуживают того, чтобы быть опубликованными отдельно): писать его еще тянуло, кричать – уже нет.

Когда музыкант, вокруг которого только-только начал формироваться и культ, и рынок, уходит под радар, это неизбежно вызывает недоумение и провоцирует слухи. Были они и в случае Машнина: говорили то о совместной записи с Леонидом Федоровым (тем более что лидер “Аукцыона” в середине 90-х приходился “Машнинбэнду” кем-то вроде сопродюсера), то об альбоме с Егором Летовым (тем более что группа Машнина поучаствовала в трибьюте “Гражданской обороны”). Более того, слухи эти были даже небеспочвенными, но в итоге в новом десятилетии Машнина продвигали и подталкивали другие: кончилось все тем, что Егор Летов дал вторую жизнь песне Машнина “P. S. Сам (Айя)”, перепев ее на альбоме “Долгая счастливая жизнь”.

Андрей Машнин

Общались мы с Егором еще с 80-х – Летов все время приезжал, жил у Начальника или у Фирсова, я тоже совсем молодой был, ну и мы тусовались. Ходили, бла-бла-бла за политику, Дугин… Я ничего в этом не понимал, но послушать было приятно. Тогда еще можно было просто ходить по городу с Летовым: зайти в сосисочную, взять пива, стоять и разговаривать за политику. Вообще никто не подходил. Потом стало хуже, уже можно было только у Фирсова сидеть на кухне.

Наталья Чумакова