Конечно, Машнин на тогдашнюю музыку повлиял – да хотя бы на нас. Он меня очень поддержал в том смысле, что можно что-то делать по-русски. Я только после этого и начал толком песни писать, с текстами, уже в
Олег Грабко
То, что делал Машнин тогда, сейчас аукается. Сейчас все эти
Леонид Федоров
Ничего такого свежего в 90-х не было. Был спад, но он и дальше продолжался. Были всплески, да, тот же “Машнинбэнд” выделялся. Но мало же таких людей. Это было довольно радикально, на мой взгляд. Музыкально-то ладно – ну, такой жесткий рок, он был довольно банальный, для меня, во всяком случае. А тексты такие… Подобного никто у нас не пытался писать.
Юрий Угрюмов
Как можно объединить “Химеру”, “ПТВП” и “Машнинбэнд”? Три эти коллектива несли слово. Ведь большинство молодых команд быстро осваивают технику, перенимают какие-то приемы, но о словах чаще всего говорить не приходится. А в случае и “Химеры”, и Машнина, и “ПТВП” мы имеем редкую картину – это настоящий андеграунд, но при этом там есть текст, который надо слушать и который заставляет тебя думать, который цепляет тебя за живое. И этот текст не прост. В этом влияние и заключается. Эти группы срастили тяжелую альтернативу с любопытными, сильными стихами.
“Карьера” – именно в кавычках – Машнина как будто бы провоцирует поговорить о нем в сослагательном наклонении, но в данном случае это совершенно неуместно. Можно, конечно, вообразить себе, что, продержись “Машнинбэнд” на сцене еще буквально пару лет, к нему бы пришло признание: как раз в это время в российскую тяжелую альтернативу пришла новая публика, деньги и медиа (у некогда полумаргинальной музыки появился даже свой рупор в лице альтернативного кабельного телеканала). Но представить себе Машнина, очкарика в костюме, в качестве подросткового кумира как-то не получается. Его вообще не очень получается представить себе героем, и в этом смысле тихий конец “Машнинбэнда” – возможно, единственно логичный финал.
Другой вопрос, что в этом финале все время возникает какая-то недосказанность, многоточие. В 2010-м году, когда о Машнине почти все уже забыли (и уж точно никто давно не чаял побывать на его концерте), он вдруг вновь появился на сцене – в составе того самого совместного проекта с “Гражданской обороной”. Правда, произошло это уже после смерти Егора Летова и всего на один раз, а точнее, на четыре песни. Дело было в Петербурге, и один московский промоутер после концерта подошел к Машнину и предложил сыграть в столице. “Легко, – задорно ответил Машнин. – Вот эти четыре песни и сыграем!” А в ответ на замечание, что для полноценного концерта четырех песен все-таки будет маловато, пожал плечами и сказал: “Ну не знаю. Может, тогда ну его? Оно тебе действительно надо?” И в этом не было ни позы, ни горечи. Машнин и правда с удивлением смотрит на людей, которым действительно надо.
Сделал свой выбор, предпочел музыке стабильную работу, выворачиванию себя наизнанку на сцене – иронический блог, кочегаркам, гримеркам и подсобкам – просторную квартиру на окраине города: в некотором смысле Андрей Машнин больше похож на героя 2000-х, чем любой другой герой этой книги.
Наталья Чумакова
Машнин все-таки очень недооцененный. И это, мне кажется, во многом из-за того, что он попал со своими музыкантами в какую-то общую струю, и они его не то чтобы заслонили… просто он ассоциировался с этой компанией и не прозвучал сам по себе, как должен был. Мне кажется, что он шел на поводу у своих музыкантов. Он же не музыкант, он, в отличие от того же Егора, не представлял себе, как это должно звучать на выходе. Когда мы сделали с ним проект, мы музыку перекроили, но его это устроило.
Алексей Коблов