Песни вещих птиц

Пелагея лишь развела руками. Надя почувствовала, как глаза против воли закрываются. Она бессвязно пробормотала, что с кольцом ей обещан помощник, но дальше мысли уплыли. Комната вытягивалась, изгибалась, превращалась в волну, волна накрывала, душила, сдавливала. Здесь нельзя ничего есть и пить – иначе застрянешь, собою не будешь. А кем будешь? Частью мира Нави, безмолвной, бездумной, умеющей лишь наблюдать, запоминать, хранить образы, словно камни в Пещере памяти.

Надя засыпала. Сколько бы смекалки и силы воли она ни проявила, кажется, всё же проиграла.

Тук! Тук! Тук!

Проиграла.

Тук! Тук! Тук!

Громкий стук выдернул из забытья. Надя поёжилась от холода, как после долгого сна. Острый птичий коготь колотил в стекло, золотой свет слепил глаза. Пелагее пришлось открыть окно, чтобы птица не разбила его.

– Выйдешь погулять, девица? – раздался звонкий голос.

Сердце встрепенулось, разум просветлел – и наваждение пропало, будто его не было.

– Гамаюн! Я знала!

Надя кинулась на шею огненной птице, не боясь, что обожжётся. Она радовалась ему, словно давнему другу. Он тоже улыбался, отчего румяные щёки ещё больше алели. Радужные крылья окутали её, и Надя, не прощаясь и не оборачиваясь, покинула избу через окно. Всего секунду назад она тонула в сонном болоте, а сейчас счастье и сила лились через край.

Пелагея смотрела, как невиданное для мира Нави существо унесло девушку прочь из её избы.

– Ничего-то ты не поняла, ничего… Укрыть бы тебя, юную, смелую да глупую, заточить в четырёх стенах, убаюкать, учить, пока разума не наберёшься. Эх, горячая голова!

Но Надя не слышала. Гамаюн уносил её всё дальше – над дремучим лесом, вкруг каменной горы да вверх.

Надя зажмурилась, когда они взмыли к самому небу, которое оказалось вовсе не небом. Открыв глаза, она увидела вокруг мутно-синий пар. В нём, как в воде, плавали рыбы – огромные, с глазами-изумрудами и сияющей чешуёй. Киты, во много раз больше, с серебряной кожей, разевали рты, и рыбы исчезали в них.

– Ой! – взвизгнула Надя, когда пасть одного из китов разверзлась прямо перед ними. Гамаюн ловко свернул, но Надя успела разглядеть: внутри чудища был город, с домами и улицами, с деревьями и озёрами. У Нади перехватило дыхание, глаза не успевали увидеть все чудеса. Рыбы выпускали пузыри, в них сияли звёзды и луны. Рыбы исчезали в пастях китов, а потом словно отделялись от металлической кожи, заново отращивали плавники и хвосты, вновь сияли и плыли дальше.

Наде было до того страшно, что она не шевелилась и даже не моргала, но когда Гамаюн устремился вниз, ей стало немного жаль покидать невероятный мир.

Они приземлились в том же лесу. Почувствовав под ногами твёрдую почву, Надя наконец выдохнула и разразилась вопросами.

– Что это было? Это всё реально?! Это… Это невероятно! Но страшно…

Голова вещей птицы склонилась набок.

– Морок, догадка, возможность, игра, – пропел Гамаюн, – исполнится завтра… Иль никогда.

– Навь, – поняла Надя. – Мир непроявленного, да? Здесь всё возможно, любые метаморфозы.

Гамаюн кивнул.

– Спасибо! – горячо поблагодарила Надя. – Спасибо, что показал.

– Перо моё – то часть души, – прозвучало в ответ. – Беда? Тревога? Чем помочь, скажи.

– Помочь? – Надя тяжело вздохнула, вспомнив о бедах. – Я всех растеряла… Найти бы сестёр и брата…

Ответом стала новая песня:

– Темна ночь. Затерялась луна

Иль ещё не взошла?

Грустна девица. Осталась одна?

Иль к своим пока не дошла?

Луна-то путь на небеса найдёт,

А девицу – вон, уж кто-то зовёт!

Он огляделся по сторонам и вдруг пропел её имя, словно написал его в воздухе и любовался:

– На-а-дя-я.

– На-а-дя. На-дя, – вторило эхо.

– Слышишь? – Он приложил крыло к уху. – Спеши на зов. Спеши же!

– Уже бежать? Так скоро? Мы ещё увидимся?

– Ох и навёл я гомону там, где веками тишина! Нет-нет, ты в путь иди одна! А свидимся ль? Чего ж не свидеться…

Последние слова он произнёс тихо, склонив голову к крылу. Надя улыбнулась и побежала, сжимая в руке огненное перо: с ним она точно никогда не расстанется.

Высокие двери распахнулись перед ними. Дивья торопливо вошла в замок, величественный и роскошный, но самый мрачный из всех, какие можно было себе представить. Лёша тревожно осмотрелся: залу освещали золотые люстры с тысячами свечей, на массивных резных столах расставлены вазы тончайшего хрусталя, в них цветы с лепестками из рубинов и янтаря отражали дрожащие огоньки свечей в подвесных канделябрах. Картин не было, вместо них стены покрывал диковинный узор. Дымчатые волны, словно живые, лились по стенам, рисовали расплывчатые узоры. Лёша не мог оторвать взгляд, и чем дольше он стоял, тем больше образов различал: горы ломались пополам, океанские волны смывали города, человеческие силуэты рассыпались в прах… Кругом была одна только смерть.

– Твой дом, говоришь? Покажешь свою комнату? – брякнул он и тут же захотел самому себе двинуть в челюсть. Дивья покачала головой:

– Всё не то, чем кажется. Помнишь?