Песни Земли Холмов

Он обернулся. Он сидел на песке лицом к морю,  ветер трепал длинные седые волосы и ветхий, давно потерявший всяческий цвет плащ, и раздувал широкие рукава потёртой рубахи, и разглаживал морщины на узком лице. Одежда его была покрыта пылью, а стёртые каблуки сапог говорили о долгих вёрстах, пройденных на своих двоих. Плащ задубел от морской соли, а кожа была покрыта загаром и старыми шрамами. Рядом валялись узел и длинный посох белого дерева. Перед ним стояла женщина в сером. Подойдя ближе, она откинула с лица капюшон. Она была чем-то похожа на него: та же отрешённая уверенность в собственной силе на обветренном лице, всегда готовые улыбнуться тонкие губы, перевитые узкими ремешками седые косы, широкий плащ и грубые дорожные сапоги. Только его взгляд обжигал неуёмной страстью к жизни,  а она… улыбалась устало, и глаза её лучились спокойным светом давно пережитого. Она внимательно посмотрела на него, как будто пытаясь уловить нечто ускользающее. Море тоже смотрело – на них обоих – шептало что-то в прибрежный песок, в белые камни, и  всё так же кружили чайки. Казалось, если чуть-чуть задуматься, раствориться в ритме этого полёта, то непременно поймешь его суть, нечто большее, чем может знать человек.

…А она всё-таки пришла. Этому удивлялось даже Море, всевидящее и многомудрое. Она смотрела – и не осуждала, а словно бы спрашивала что-то, о чём боялась сказать вслух.

– Изменился? – усмехнулся он, прервав молчание.

– Нет, – она пожала плечами. – Просто… Видела я у тебя уже такое лицо… однажды.

Он поднял с узла искорёженную шляпу и надел, надвинув на глаза. Она обошла его кругом и села у его ног.

– Милранир, посмотри на меня, пожалуйста.

Слова повисли в воздухе. Она протянула руку – сверкнули янтарные браслеты – но он ловко шлёпнул её по запястью.

– Глупости. У тебя всё такие же прекрасные глаза, как и тогда. Помнишь?

Она улыбнулась. Она всё-таки сбила его шляпу на песок.

– Помню. Только глаза эти слишком многое видели с тех пор.

Голос у неё был молодой, мягкий – но очень глубокий, напряжённый от тщательно скрываемой силы. У него – ярче не голос, а взгляд – тёмное пламя под седыми бровями, тайный огонь иного бытия, запертого в смертную оболочку.

– Море тоже видело, – сказал он. – Но оно не перестало от этого быть морем.