– Нет, – тряхнула она рыжими вихрами. – Рони попроси. Она хорошо умеет. Она всё, что хочешь, может спеть.
Ярренвейн представил красавицу Ронью усердно распевающую Ромовый Гимн южных рамэйров и расхохотался. Жаль, что такой прекрасной мечте не суждено воплотиться в реальности.
Девочка покосилась на него осуждающе.
– Ну и чего ты смеёшься? Рони правда может всё это: петь, вышивать, танцевать, фигуры эти ледяные – это тоже она. Её учили.
– А тебя, выходит, нет? – удивился Ярренвейн. – Ты же тоже каннка?
– Меня – нет, – хмуро сказала она. – Карниэ сказала, что у меня руки не туда и не той стороной пришиты. И голос… такой вот.
Ярренвейн сочувственно кивнул. Ему это было трудно понять – у него самого обычно получалось всё, за что бы он ни брался. Но голос у девчонки и вправду был – не очень, это ясно было даже без пения. Хорошо, что она родилась каннкой – так или иначе её судьба будет устроена… Канном Эстэвэном и Чёрной Каньей…
Смешно, но ведь из всех четырёх дочерей на Атали больше всего походила именно Яска. Да: неуклюжая и некрасивая, худющая, длинноносая, вся словно бы состоявшая из острых углов – она казалась кривым отражением ослепительной княгини. Отражением в разбитом зеркале.
И Ронья, и маленькие близнецы были похожи на отца, но не на мать.
– Знаешь, – сказал он вслух. – Я ведь тоже не поющий. Меня, правда, даже не пробовали учить (потому, что рамэйры не в счёт!), слишком много было всякого другого, что обязан уметь ярн и наследник.
– Ярн? – переспросила она.
– Да. Так в Кеории называют правителей.
– В Кеории?– и без того большие глаза рыжей каннки стали совершенно огромными. – Но ты же… ты же прибыл с юга, по гонровской дороге… ты же из Дэлькерры!
Ярмэйн улыбнулся и кивнул.
– Ну да… Там я плавал на корабле в очень сомнительной компании. Но родом я с Востока. Моё детство прошло в Кеории. Я – ученик Алри Астариэнна, правда… Правда, недоучившийся.
– Почему? – явно сбитая с толку Яска хмурилась, пытаясь уложить в голове услышанное.
– Потому что я от него сбежал.
– Почему?
– А я от всех сбегаю. Таков мой удел.
Рыжая каннка недоверчиво покачала головой. А потом – видимо, чтобы не взялся тут же доказывать – крепко ухватила его за руку.
– Ты мне расскажешь? – спросила с отчаянной надеждой, не оправдать которую было бы просто жестоко.
– Думаю – да. Только холодно здесь для долгих разговоров, тебе не кажется? Да и хватятся нас скоро, если уже не хватились.
Она кивнула.
Они так и пошли обратно в замок, держась за руки, и позже, уже засыпая в своей комнате, Ярмэйн никак не мог отделаться от ощущения узкой, маленькой и очень горячей ладошки в своей руке.
На какое-то время он совершенно позабыл о ней. Ну, в самом деле, разве есть дело рону и правителю до нескладной малолетки? У него дел по горло, а когда дела заканчиваются – почему бы и не позволить себе отдых? Да-да, то самое удалое «загулянье», которое так осуждал суровый отец Татеука Лассана. После хорошего отдыха обычно снова наваливаются позаброшенные дела, потом случается какая-нибудь абсолютно внезапная неурядица, улаживая которую ловишь себя на мысли, что быть наследником Астариэнна было куда как проще… и так до бесконечности.
Как-то незаметно наступила весна, а с нею вместе – празднества в честь Ялы-Талой, здесь на севере отмечавшиеся особенно бурно. Во внутреннем дворе Ойор Аэс развели костёр до небес, музыканты, сменяясь, играли с полудня, и даже наступавшие всё ещё довольно рано сумерки никак не отразились на всеобщем веселье. Лихие пляски, шумные игры, состязания – вся эта цветная круговерть захватила последнего из Ярренвейнов полностью. Хотелось успеть одновременно переплясать со всеми девицами, побороть в рукопашной самого Ферхтагу-младшего (а он вон какой вымахал!), перепробовать все напитки и – да что там! Проще было сказать: хотелось всего. Сразу и чтобы ничего плохого за это не было.
В какой-то момент, совершенно ошалев от охватившего всегда таких спокойных ястриннцев веселья, Ярмэйн вывалился из толпы в более тихий и тёмный угол двора и устало рухнул на застеленную войлоком широкую скамью, совершенно случайно оказавшуюся свободной от миловавшихся парочек. Лёг на спину, заложив руки за голову, с наслаждением потянулся, глядя в звёздные глаза наклонившемуся над ним северному небу… и рывком сел, ощутив чьё-то слишком близкое присутствие.
– Яска? – удивлённо уставившись на сидящую прямо перед ним рыжую каннку, спросил он.
Девчонка радостно закивала. Всё такая же растрёпанная, в шерстяном сереньком платьице и сером же аэстовом плаще, она воистину очень странно смотрелась на царившем вокруг празднике жизни.
– А разве ты не должна сейчас прыгать через костры в Яшмете? Вместе с Роньей, отцом и … матерью? – подозрительно поинтересовался он.
Она улыбнулась.
– Чёрная Каньа не празднует Ялэнла. Она сидит, закрывшись в своей башне.
– И что же она там делает?
– Не знаю. Горожане говорят, что колдует. Карниэ говорит не лезть не в своё дело, а Дед вздыхает и целует меня в макушку.
– А канн Эстэвэн? – спросил Ярэмнэ.
– Папа смеётся.