Песни Земли Холмов

Юная Ронья была высокой для своих лет и ей явно нравилось считать себя взрослее, чем было на самом деле – с нарочитым достоинством принимала она дары гостей и романтические баллады, которые приехавший со спарсианским посольством бард все до единого посвящал её прекрасным очам. Нет, она не важничала и не жеманничала, как многие её сверстницы, но держалась столь подчёркнуто спокойно и уверенно, что это казалось неестественным. Позже, познакомившись с семейством канна Эстэвэна поближе, Ярренвейн понял, что первое впечатление было ошибочным: спокойствие Роньи происходило из удивительного душевного равновесия, которое почти никогда не встречается у детей и подростков, потому что в его основании лежит абсолютное приятие себя и мира. Рони Эмметская была добра и весела почти всегда, просто потому что всё вокруг казалось ей добрым и весёлым. Её характер не испортили даже неизбежные зависть и восхищение окружающих; она прекрасно осознавала, что красива, но воспринимала это как данность: мир красив, она – часть этого мира, с чего бы ей быть иной? Прямая осанка, гибкий стан, горделивый изгиб шеи, особая, плавно-танцующая манера двигаться и водопад льняных локонов делали её похожей на ожившую статую времён Ариэнна Благословенного. У неё были серые глаза, опушённые такими густыми и длинными ресницами, что казались тёмными, нежное лицо, в котором самый придирчивый критик не нашёл бы ни одной негармоничной черты, и ещё детский, но уже мягкий и приятный голос. Она вышла к гостям легко и радостно, хотя наверняка понимала, что становится чем-то вроде главного блюда, которым канн Эстэвэн их нынче собирался потчевать. Гости угощение оценили: юная каннка радовала глаз, прекрасно пела и танцевала, кружась в паре то с отцом, то с йэлнээ-йээриссэ, а когда пришло время для того, для чего, собственно, спарсианские гости прибыли, приняла новость с всё той же светлой улыбкой. Да, пожалуй, спарсианскому тилбару повезло с невестой, правда, лет пять её придётся поджидать, но когда это мужчину смущало, что его жена слишком молода? Вот если бы она оказалась старовата… хотя ради союза с Яшметом и предсказанной Лассаном ловли неведомой рыбки в мутной водице, можно было взять и перестарку.

Неожиданная заминка вышла во время самого обряда сговора– по обычаю привезённый дар от жениха должна была принять мать невесты, но Чёрная Каньа к пирующим гостям так и не вышла, а канн Эстэвэн с присущим ему добродушием заявил, что ничего страшного не произойдёт, если заветный саэ наденет на дочь не каньа, а он сам. Йэлнээ-йээриссэ ничего против не имел, Ронья – тоже, но неожиданно возмутились гости – в основном, южане, среди которых был и новый приятель Ярренвейна, Йосх Вехни-Алайени.

– Почему каньу прячут? – прямо спросил он. – Она безумна или уродлива? Если это так, то об этом должны знать те, кто заключает с вами соглашение. Мужчина может жениться на дурнушке, если у неё есть иные, достойные качества, но правитель не может позволить дурной крови, с пороками наследственности влиться в жилы его потомков. Это недальновидно.

Рон из Гонровы засмеялся, но его не поддержали – хоть об этом не говорилось ни на дружеском совете до приезда спарсов, ни на торжественном собрании Северного и Южного союзов – у канна Эстэвэна оставалась ещё одна дочь, и кому-то из здесь присутствующих она вполне могла достаться не в жёны, так в невестки. Троих младших каннок за пиршественный стол не усадили, обещая представить позже. Да, при виде Роньи, мысль о её возможной дурной наследственности была последним, что приходило в голову, но посмотреть на женщину, произведшую её на свет всё же хотелось.

К тому же о таинственной супруге весёлого Эстэвэна слухи ходили и очень разнообразные. Её называли  то ведьмой, то бывшей пираткой из Тэллеандэ; приписывали ей самые немыслимые достоинства и столь же невероятные для всего одной женщины грехи; полагали то удивительной красавицей, то слепой и безобразной горбуньей. Сам Эстэвэн и его подданные на все предположения не отвечали ни так, ни эдак, только усмехаясь. Одно было ясно бесспорно: свою Чёрную Каньу они обожали и полагали истинной правительницей, без одобрения которой и солнце не садится.

Канн Эстэвэн покладисто кивнул.

– Каннок я приглашу тотчас же, – заверил он. – А вот, что до княгини… Не любит она шумных сборищ, являться перед такой кучищей народу.

Гости неодобрительно зашумели, юная Ронья встревожено обвела всех собравшихся взглядом – не верилось ей, что кто-то может попробовать испортить такой прекрасный, волшебный праздник. Канн Эстэвэн, не обращая ни на кого внимания, что-то шепнул прибиравшей со стола служанке и велел музыкантам играть сэллэа.

– Ну что, сосед, – махнул он Ярренвейну широкой лапищей. – Сделай, друг, милость, спляши с моей дочкой.