Домир молчал, но чувствовал: Рагдай говорит правду, Лита действительно где-то там, впереди. Теплел в груди маленький огонёк, а перед глазами уже не мелькали белые вспышки, значит, метель больше не воет вокруг замерзающей девоптицы. Внезапная мысль – невероятная, безумная – шевельнулась в голове: вдруг это Ивлад сумел их обхитрить? Но как? Домир ведь сам видел, как Ружан привязал раздетого брата и оставил на морозе. Видел и ничего не сделал. Даже не попытался.
Домир зажмурился. Как же хотелось скорее вновь встретить Литу и убедиться, что хотя бы с ней всё в порядке…
Ружан так пришпорил коня, что намного оторвался от остальных. Рагдай с неохотой последовал за ним, а дружинники, и Домир вместе с ними, поторопились, чтобы не отставать.
Уже подъезжая к городским воротам, Домир заметил, что стражи будто бы прибавилось. Когда их отряд впустили внутрь, он понял, что не ошибся: на улицах то и дело встречались стрельцы в их заметных ярко-рыжих кафтанах. Больше всего их было у царского двора.
Рагдай протрубил в рог, чтобы все слышали, что возвращаются царевичи. Отворили ворота, и дружина пропустила вперёд Ружана с Рагдаем. Заехав во двор, Домир увидел на парадном крыльце Военега, стоящего в окружении нескольких стрельцов. Откуда-то выскочила старая Тучка, любимая борзая Ружана, и, безудержно виляя хвостом, стала крутиться у коня хозяина.
– С возвращением! – прогудел воевода, спускаясь по ступеням. – Чем закончился славный поход Ружана Радимовича за чудовищем?
Домир остановил коня рядом с братом. Ружан сдвинул брови, на скулах взбухли желваки.
– Отец, мы думаем, ты видел больше, чем мы, – осторожно произнёс Рагдай, потирая бечёвку на запястье.
Военег потёр бороду, изображая, будто что-то вспоминает.
– Видел ли я… Да, кажется, что-то видел. Утром заявился ваш младший брат. Да не один, а с девицей.
Ружан округлил глаза и жадно выпалил:
– Ивлад? Здесь? Неужели?
Домир выдохнул с облегчением. Слава Прародительнице, живой!
– Здесь, да не здесь. – Воевода сверкнул глазами, и Домиру вновь стало страшно. – Я принял его на подъезде к городу. Всё для вас стараюсь, Ружан Радимович.
– Где он? – рыкнул Ружан сквозь зубы. – Он был у отца? Что с девоптицей?
Стрельцы зашептались, видно, их взбудоражило слово «девоптица», от волнения прозвучавшее громче, чем Ружан хотел. Он грозно глянул на стрельцов – наверняка жалел, что не сдержался и так очевидно показал своё нетерпение.
Военег подошёл совсем близко, слегка поклонился Ружану и Домиру и крепко пожал руку сыну. Домир кивнул в ответ.
– Право, Ружан Радимович, зачем вы так волнуетесь? Я не глупец. Радим Таворович знать не знает, что девоптица уже во дворце. И младшего сына он не видел. Ивлад Радимович… – Военег сощурил глаза, подбирая слова, – гостит в моём тереме. А птица-барышня во дворце, в покоях царевны.
– У Нежаты? – изумлённо выдохнул Ружан.
– Нет-нет, – ухмыльнулся Военег. – С вашего позволения, я навёл некоторые порядки, пока дворец стоял пустой, без мужской руки. Нежата Радимовна тоже… у меня.
Рагдай быстро обернулся на Домира. На лице воеводиного сына ясно читалось изумление.
Домир ничего не понимал. Ему хотелось поскорее увидеть Литу, он был рад узнать о том, что Ивлад жив, но… Что значит «у меня»? Неужели Нежата приняла сватовство Военега? Да нет, быть такого не может. Сестра всегда была такой язвительной и холодной, что вряд ли нашёлся бы мужчина ей по сердцу.
– Отец, что ты сделал с Ивладом и Нежатой? – спросил Рагдай. – Мне не нравится твой тон.
– Пока ничего. Просто придержал. Но если Ружан Радимович прикажет…
– Ивлада отошли в темницу, – выпалил Ружан. – Я займусь им позже. Сперва представлю девоптицу отцу. А Нежату… – Он склонил голову, раздумывая. Домир вспомнил: у Ивлада тогда была накидка сестры, а ещё – её конь. Видно, Ружан тоже держал это в памяти. – А давай-ка и её тоже. Пускай посидит и подумает, как перечить желаниям царя. В темницу её.
– Ружан, опомнись! – крикнул Домир, но тут же осёкся, когда старший брат пристально посмотрел на него. Взгляд Ружана был так страшен, что Домир не сомневался: сейчас прикажет и его отправить в темницу. Но Ружан криво ухмыльнулся, увидев смущение Домира, и слез с коня.
– Выполнять, – бросил он воеводе.
Литу нарядили по-царски. Подобрали платье по стану – ни убавить ни прибавить, длиной в точности до пола, расшитое золотой кручёной нитью и молочно-розоватым жемчугом. По внутренней стороне рукавов швы были распороты – так, чтобы, появись вместо рук крылья, ничто не смогло их сдержать, да и весь фасон придумали таким, чтобы смотрелся ладно и на девичьем теле, и на птичьем.
Голову девоптице украсили низким жемчужным кокошником – ах, как любили в Серебряном лесу украшать волосы: хоть венцами из простых веточек, хоть самоцветными бусинами. Завидовали бы сестрицы, увидев Литин наряд, да только самой Лите было не до радости.