Песня чудовищ

– Вы даже не пытаетесь прикрыть свою лесть. Отвечу лишь то, что знаю. – Михле сглотнула, говорить об этом было трудно. Она действительно знала о колдовстве на крови – не понаслышке, знала куда больше, чем могла бы сказать Ружану. Но молчать тоже было опасно. Что, если он правда неспроста пригласил в советницы именно её, а не любую другую стрейвинку? Тогда ложь станет слишком очевидной.

– Колдовство на крови черно и страшно, – медленно проговорила Михле, тщательно подбирая слова, – но, как у каждого колдовства, у него есть множество граней. Костяным колдовством можно проклясть, наслать болезнь или безумие. Если кто-то возьмёт у вас кровь, то сможет сделать почти что угодно с вами или вашей роднёй.

– Даже с роднёй?

– Да. С вашими братьями, например. Или с отцом. Когда он был жив, разумеется.

Михле резко замолчала. Ей захотелось убежать – от царевича с его странными вопросами и от своей собственной глупости. Кто тянул её за язык? Что теперь он о ней подумает? Что она замышляет дурное против царской семьи? Не ворвутся ли прямо сейчас дружинники, не утащат ли её в острог?

Ружан высунул руки до плеч из купели и положил голову на сгиб локтя. Его лицо стало внимательным и настороженным, с губ слетела даже тень усмешки.

– Продолжайте. Почему вы запнулись?

Михле отвела взгляд:

– Я… Мне страшно говорить об этом с вами.

– Потому что колдовство в Аларии под запретом?

– Потому что вы… ненавидите колдунов.

Ружан протянул влажную руку, но Михле отошла дальше.

– Я ненавижу тех, кто с нами воевал. Кто погубил моих людей. Но вы ведь никого не погубили. Напротив, можете помочь.

– И вы не боитесь, что сбудутся слова о погибели Аларии?

– О, – Ружан слегка улыбнулся и вновь положил руку на борт купели, – тут всё проще. В последнее время я пытаюсь себя убедить, что не верю в это. Что делает вымысел правдой? Лишь вера, Михле. Одна лишь вера.

Михле неуверенно кивнула.

– Но как же та сказка о костяной колдунье и Серебряном лесе? – продолжил Ружан. – У нас бы её могли вознести до немыслимых высот. Так же, как однажды вознесли Прародительницу, настроив в её честь церквей и монастырей.

– Это просто старая сказка. И… Ружан Радимович, тут слишком душно, чтобы я могла вести разговор и далее. Позвольте мне…

Михле жалобно покосилась на дверь. Духота была лишь одним из предлогов – действительно, из-за горячего пара становилось всё труднее дышать и сохранять мысли в ясности, но ещё Михле слишком перепугалась. Вдруг она скажет что-то не то? Царевич коварен, как пригревшаяся на камнях гадюка, и только он сам знает, к чему сведёт этот разговор.

– Конечно-конечно, вы вольны идти. Вы не пленница, Михле.

Она могла бы поспорить: вспомнились ночные стражники под окном. Но промолчала.

Ружан отвернулся, погрузившись в воду чуть ли не с головой. Не дожидаясь, пока он передумает, Михле двинулась к выходу. И только сейчас ей показалось, что последние слова царевича могли быть угрозой. Пока не пленница.

Прикрыв за собой дверь, Михле едва не столкнулась с молодой служанкой, держащей в руках стопку мягких полотенец.

– А Ружан-то Радимович всё о матушке тоскует? – тихо спросила девушка, взглянув на Михле из-под опущенных густых ресниц.

– Что? Ах… – Михле не нашлась, что ответить.

– Как ваши поганые силы её сгубили, так стал царевич сам не свой, – зашипела служанка. – Младшие-то дети совсем её не помнят. То старшие слуги говорят, не сама я придумала.

– Прости… – промямлила Михле, пытаясь обойти служанку, но та преградила ей путь.

– Слышала про колдовство, которое сгубит царя Аларии? Одного уже сгубило. Убирайся отсюда, стрейвинская крыса, пока я не позвала воеводу Военега! Уж он разозлится, когда узнает, что ты тут всё ошиваешься.

– Ружан Радимович сам меня позвал, – огрызнулась Михле. – Если кому и злиться, так это мне самой: я одна при вражеском дворе, так что думай, что говоришь!

Она толкнула служанку плечом, и дорогие алые полотенца упали в снег, вокруг мыльни почерневший от сажи. Служанка заверещала, но Михле зажала уши ладонями и кинулась прочь, проваливаясь в глубокие сугробы.

Глава 15. Серебряный лес

Лите нравилось ехать вместе с Нежатой. Всё-таки в компании девушки ей было спокойнее. А ещё можно было со стороны наблюдать за Ивладом. Он отдал чёрную звёздчатую накидку сестре, и Нежате она шла куда больше. Царевич лучше смотрелся в длиннополом алом кафтане и высоких сапогах. Похожий кафтан, только синий, был и на Домире, а вот шапок никто из них не носил, да с колдовством Вьюги шапки и не требовались: он так зачаровывал снег и мороз, что холода почти не ощущалось. Хотя Лита помнила, как холодно было, когда они с Вьюгой и Ивладом скакали в Азобор, к царю. Может быть, сейчас колдун оберегал Нежату более всех остальных?

В этот раз на постоялом дворе не оказалось свободных мест. Нежата попыталась пригрозить хозяину, но Вьюга оттащил её за локоть и шепнул что-то на ухо. Царевна нахмурилась, но больше не стала шуметь. Лита зябко ёжилась. Синие зимние сумерки сгущались быстро, и так же стремительно холодало.