Песня для кита

В конце учебного дня я получила сообщение от мамы: «После уроков сразу домой». Ну конечно, мисс Шелтон наверняка позвонила ей и всё рассказала. Я села на велик и поехала домой, но не очень-то спешила. Родители дали мне понять, что если я опять попаду в кабинет директора, то рискую попасть в Большие Неприятности, даже если до каникул остаётся всего месяц. Правда, я не очень себе представляла, что значат эти Большие Неприятности, но о некоторых вещах в нашей жизни лучше не знать.

Этим утром я начала ремонтировать приёмник для мистера Гуннара: зелёный «Зенит» выпуска 1950-х. Потому я и опоздала в школу на минуту. Мне оставалось совсем чуть-чуть, чтобы его доделать, а потом оказалось, что не хватает нескольких деталей. Мистер Гуннар меня не торопил – он всегда повторял, что главное не скорость, а качество. Однако меня ужасно раздражали неоконченные дела. Я не успокаивалась, пока не доводила починку до конца.

Свалка электроники была по пути от школы к нашему дому. Ну или почти по пути.

У ворот «Империи мусора великого Мо» я на ходу соскочила с велика. Мои глаза уже нетерпеливо шарили по наваленному вокруг хламу. Больше всего попадалось посудомоечных машин. Но дальше – вот оно: чудовищных размеров телерадиомагнитофон, а если проще – комбайн «Адмирал». Я имела в виду, что чудовищным был не размер экрана, а его толщина. Не меньше метра.

Я подбежала ближе и рассмотрела фирменный знак. Так и есть, фирма «Адмирал», 1950-е. Комбайн покрывали целые тонны пыли, деревянный корпус был весь исцарапан, а ткань на динамиках болталась лохмотьями. Оставалось надеяться, что внутри всё не так плохо. Собственно, телевизор и магнитофон меня не интересовали, а вот в приёмнике могли найтись необходимые мне запчасти.

Я вытащила телефон, чтобы написать дедушке. Эту штуку он купил для меня одной из первых, пока люди только присматривались к мобильной связи. Я уже набрала первые слова, когда наконец одумалась. Иногда так происходило: я собиралась что-то сказать ему, прежде чем вспоминала, что он больше никогда мне не ответит. И тогда мне становилось совсем плохо. Неужели это никогда не пройдёт? И я не смогу привыкнуть к потере?

Вместо набранных слов я написала: «Хочу, чтобы ты был со мной» и нажала «отправить», а потом сунула телефон в карман. Так он казался мне ближе, как будто эта эсэмэска давала ему знать, что я о нём думаю.

– Я не забыла тебя. Просто иногда я забываю, что тебя больше нет.

Позже мы приедем сюда на машине с моим братом Тристаном, чтобы забрать комбайн, но его могут увести у меня из-под носа. А если попросить папу или маму забрать меня отсюда, они возмутятся, что я оказалась на свалке у Мо, а не поехала сразу домой.

Надо предупредить Мо, чтобы придержал комбайн для меня. Мы с ним уже успели хорошо познакомиться, и я вполне могла ему сказать, что хочу забрать этот комбайн. Но когда я вбежала в трейлер, служивший Мо офисом, то не застала его за столом с дымящей сигарой в зубах, как обычно. Какой-то парень едва ли старше Тристана сидел там и смотрел телевизионное шоу, где люди швырялись друг в друга креслами. На синей рабочей рубашке болтался бейджик «Джимми Джо».

Увидев меня на пороге, Джимми Джо встал и что-то сказал. Я никогда не любила общаться с незнакомыми людьми. Но в этом исключительном случае выбора не было. Общаться – я имела в виду переписываться между собой. Меня бесило, как они смотрели на меня, не в силах разобрать невнятную речь глухого. И поскольку я не могла быть уверена, что научилась говорить как надо, то предпочитала вообще этого не делать. К тому же мне были неприятны ощущения, вызываемые собственным голосом. Насколько мне нравились вибрации голоса диктора по радио, настолько же раздражало колебание собственных голосовых связок – как нечто неуместное.

Я торопливо написала в лежавшей на столе тетради:

«Вы не могли бы придержать для меня тот большой «Адмирал»? Я вечером его заберу».

Он прочёл записку и уставился на меня непонимающим взглядом. Я показала на уши и покачала головой: дескать, они так же забиты пылью, как всё прочее в этой комнате.

Он широко распахнул глаза – знакомая картина. Секундная паника, как будто он не знает, что со мной делать, или я вот-вот могу взорваться у него под носом.

– А ты не можешь… эээ… читать по губам? Или говорить? – Он показал на свои губы и на мои.

«Может быть, – подумала я. – Но почему бы тебе просто не прочесть, что я написала?» И я постучала пальцем по тетради, которую он так и держал в руке.

Он подумал и показал на окно:

– Он не работает! – Его рот распахивался так широко, что он явно кричал во весь голос. И вдобавок мотал головой и махал руками.

Я постаралась удержать его взгляд. Конечно, не работает. Даже если его удалось бы включить, толку от этого было бы мало. На такую антенну уже сто лет не поймаешь никакого сигнала.

Я забрала у него бумагу и написала:

«На запчасти».

Пока он читал, его гримаса менялась с ошарашенной на удивлённую. Я посмотрела на часы на стене: мне давно пора идти. Мисс Конн не объяснишь, по какой важной причине я опоздала.