Песня для оборотня

Волк зарычал и выбрался из своего укрытия. Айла задумчиво смотрела в сторону, где скрылись щенки, и не заметила его приближения. На полных губах играла слабая улыбка. А ведь ей нравятся дети… По шкуре пробежалась теплая волна, взъерошив шерсть и делая его похожим на меховой шар. Это было неожиданно! Самка тяготела к молодняку, что не могло оставлять зверя и мужчину равнодушными. Нежно ворковала свои сказки и так горячо просила не трогать щенков. И в темных глазах он не видел и капли обиды на некрасивое поведение детенышей!

— Ох!

Завидев его, пара вскочила на ноги. Куклы упали на траву. Волк не спеша подошел ближе. Недовольно заворчал, когда самка отступила на полшага назад.

— Кайрон? — неуверенно произнесла она.

Насторожив уши, он уселся рядом с куклами. Вот зачем она доставала обрезки тканей и шкур. Давно он хотел их выкинуть, но самочка нашла им лучшее применение. Не зря он решил дать ей освоиться в логове. И как же неожиданно и приятно было наблюдать аккуратность пары. Девушка не оставляла за собой след из разбросанных вещей, не капризничала в еде и охотно поддерживала чистоту тела. Он старательно прятал изумление, ведь готовился терпеть куда худшие повадки. А вышло так, что едва ли мог к чему-то придраться!

Это было хорошо. И плохо! Миловидная внешность дополнялась приятностью в привычках. Яркий всполох желания мучительным спазмом скрутил нутро, и волк шумно вздохнул.

— Тебе… плохо?

Еще как! Уже которую ночь он сходит с ума! Давится слюной от желания поставить метку. Стискивает кулаки, мечтая схватить свое сладкое искушение и прижать к груди, а потом сбегает, чтобы не сорваться. Если он сейчас это сделает, то может спугнуть пару окончательно! О, Мать Волчица! Ну почему он не признал в ней самку с самого начала? Конечно, обоняние было сбито ее человечностью и принадлежностью к одаренным лекарскими силами, но кое-что могло раскрыть секрет. Достаточно хотя бы того особого аромата, который у женщин означал готовность к зачатию, или устойчивого запаха крови во время запретных дней. Он бы все понял! И тогда бессонница ночей стала куда слаще и желаннее!

Еще раз вздохнув, громадный волк ловко подхватил кукол и понес в дом. Потоптавшись на месте, Айла пошла следом. До сих пор не укладывалось в голове, что это пушистое чудовище — мужчина. И от нарастающего зуда в ладонях не помогло даже энергичное растирание их о юбку. Она не должна хотеть гладить эту лохматину! Он же… Он рычал на нее! Щелкал клыками перед самым носом! Ворчал, щерился… И ни разу не укусил. Даже не прихватил зубами! Зато облизал все лицо своим языком-теркой. И так громко урчал. Она даже не представляла, что волки так могут! А какой красивый у него хвост. Темно-серая, широкая метелка. И эти уши — ну так и хочется их схватить и потрепать. Настоящие лопухи! Мягкие и чуткие. Девушка зажмурилась и мотнула головой, пытаясь отогнать навязчивые и неправильные желания. Нельзя забывать — кто она здесь.

Короткий хруст холодком прокрался вдоль позвоночника. Наверное, это больно — каждый раз перестраивать тело. И Боги, какой же он все-таки… мощный. Айла поспешила опустить взгляд. Ее стыд перед обнаженным мужчиной непостижимым образом переплавлялся в интерес, и это было опасно. Она не должна смотреть ни на кого, кроме Кельвина! Который наверняка считает ее погибшей… А долго ли он будет горевать? Пойдет ли на праздник Урожая искать новую девушку, ведь она так и не ответила «да» на его предложение, значит, он не связан ничем, кроме любви и верности…

— Щенкам понравилась твоя сказка.

Айла встрепенулись. Голые ноги оборотня прошлись в полуметре, и шлейф жара следом. Скулы тут же защипало.

— Я… Я часто рассказывала сказки сестрам.

— Сестрам?

Боги, ну совершенно не стесняется! Ходит по дому голышом, словно они муж и жена. Айла даже задохнулась.

— Д… да. Их четверо и брат. Ещё есть брат.

— У твоей матери шесть детей?!

Айла так растерялась, что даже взглянула на оборотня. Но нет, не померещилось! Кайрон выглядел настолько удивлённо, что это было очень… мило?

— Да. Нас шесть. Это много, но есть и больше. У наших соседей через три двора восемь.

Неожиданно оборотень нахмурился, ожившее лицо опять застыло каменной маской.

— Ваши боги щедры. Оборотням редко даруется милость стать родителями трижды. Чаще один только раз, а может и никогда.

Пусть он говорил скупо и ровно, но в напряжённых плечах и глубоких складках вокруг рта ей виделось что-то большее, чем печаль. Обречённость. Жуткая, немыслимая. Да как же…

— Но вы ведь… Вы такие сильные! Такие… Крепкие…

Она не могла вспомнить ни одного больного или немощного оборотня. Там, на том позорном собрании, даже старики выглядели бодро и живо. Никаких сгорбленный спин и скрученных болезнью пальцев, ни капли тумана в глазах и ни одной путаницы в разговоре. Мужчины и женщины — они как будто застыли в зрелом возрасте и только седина и морщины старили их.

— Говорят, раньше нас было много. Но теперь — нет.