Песня для тумана (СИ)

Ульв, взмокший и жалкий, снова опустился на белый песок. Такой белый, что от него слезились глаза. Белый, как сверкающие залы Священной Тары. Ладонь заныла, и Ульв не удержался, посмотрел, не осталось ли следов от разговорчивого лезвия, ненавидящего фоморов.

— Останавливать кровопролитие ей и прежде плохо удавалось.

— Да и с чего бы ей это уметь? — Ангус беспечно взбивал пятками песчаную бурю. — У неё ведь был король. Суровый, но справедливый ард ри, железной, вернее, каменной, рукой державший Пять Королевств.

На этот раз у Ульва в глазах потемнело.

— А знаешь, — продолжал хозяин Яблочного Эмайна, — вот о тебе никто не сожалел. После вашего «сколько можно быть вечно юными, пора уже и о детях подумать», о тебе и не вспоминали почти.

Со дна времён, из тёмных пещер памяти, о которых Ульв даже и не подозревал, поднимался стеклянный корабль. На его палубе стояли двое, держась за руки, и смотрели вперёд, на молодую, покрытую нежной зеленью землю. Землю, которую мужчина только что сотворил…

— А вот по ней тут тосковали, — издалека пробивался голос Ангуса. — Ведь как пела! Нет, я понимаю, конечно, у вас там семья, всё общее, и туманы, и плодородие, но с тех пор, как ты голосить взялся, она даже на арфе играть перестала. Поющий камень это разве что любопытно, но когда Душа поёт, не сравнить же…

Ульв со стоном сжал ладонями голову. Казалось, она распадается на куски. Обрывистые кошмарные сны, преследовавшие его во время недолгого окаменения, хлынули со всех сторон. Чудовищно-яркие, подробные, живые.

Бессильно опущенные руки. И рыдающая любимая.

— Они умерли! Все!! Из-за того, что мы поссорились с тобой!!!

Он обозревал последний город, в который перебирались заражённые красной чумой дети Паротлона. Их остатки. Так было проще друг друга хоронить.

Он не знал, что ответить.

— Разделить потомков Немеда казалось такой удачной идеей, — вздыхал Ангус, отмахиваясь от своих птичек, беспрестанно вьющихся вокруг. — Всё-таки надёжнее… кто ж знал, что они все выживут, а потом передеруться за историческую родину?

— Люди… разучились слышать её голос, — хрипло, низким рокотом гейзера, сообщил тот, что когда-то своими руками прорезал русла рек и ваял складки гор. — Ещё тогда. Поэтому говорить приходилось мне…

— А у тебя не было правых и виноватых, — подтверждал легкомысленный хозяин Яблочного Эмайна. — Всех всмятку и на удобрение полей. Лесов… тебя, в общем.

Ульв его больше не слушал.

Перед внутренним взором стояла маленькая женщина с подозрительно сухими грозовыми глазами, закутанная в чёрную шаль.

«Я ухожу», — так просто звучит.

И ушла она так просто. Сказала, что не может бросить туат, даже если достучаться до них почти невозможно. Надеется, если стать одной из них, поселиться в соседнем сиде и приходить на их торжества, её смогут услышать?

Не может бросить это проклятое племя… а его, значит, может?

Отголосок древней ярости вулканической лавой опалил грудь. Что он тогда устроил? Извержение? Землетрясение? Шторм? Вырванные с корнем деревья точно были. Кривые, приземистые… яблони. И синеглазый малыш, протягивающий спелый плод.

Птицы поют…

— А много ты тогда сожрал. На десяток воплощений хватило, наверное. Забвение с запасом, хе-хе… и всё равно тебя к ней каждый раз тянуло. Какой бы тварью безмозглой не бегал — всё рядом. Что волков пасти, что стаи воронов в долину Маг Туиред стягивать…

Тёмные глаза королевы, которую теперь называют Мэб, а в самой глубине — короткая молния узнавания.

— Ты не похож на цверга.

— Ты не похожа на фею.

Косые взгляды, снисходительная улыбка в ответ на его самые обольстительные песни, доверчивая мягкость и слёзы… слёзы под аккомпанемент сердца цверга. Ульв думал, что Мэб, менее ослеплённая страстью, вспомнила о его трагическом проклятье. Проклятье! Предсмертное бормотание несчастного старика, игрушки детские… как и все эти копошащиеся потомки Немеда. Для него это всегда были лишь игрушки. Но не для неё. Даже великие сидхе были для их создательницы любимыми, хоть и неразумными, детьми.

— То, что я видел… Ирландия — наполовину под пятой английской короны, наполовину и вовсе… республика. Так будет? — песок скрипел на зубах, и голос выходил совсем не похожим на принадлежащий Великому Барду, срывался в низкий хрип.

— Уже есть, — Ангус О'г подобрал под себя ноги. — А ты чего хотел? Сам же отделил Мидгард от Изнанки, изгнал из него всё колдовство, оставил лишь бледные воспоминания. А боги не живут без веры. Ты посадил свою Мэб за стекло, но забыл, что для цветка, как для огня, нужен воздух. Если раньше ирландец верил в фей и лепреконов, теперь он верит только в виски и картошку.

— Это я убил Душу Ирландии. — Зелёные глаза помертвели, лицо цверга криво потрескалось горькой усмешкой. — Я всё-таки её убил.

— Яблочко? — Бог любви был сейчас олицетворением безмятежности. — Полегчает.

Ульв с рычанием зашвырнул лоснящийся плод в хмурое море. И даже руку о штаны вытер.

— С детства их ненавижу!

***