Песня для тумана (СИ)

— Пусть будет так, — сказала она, и в голосе её прозвучала усталость. — До тех пор, пока не придёт моё время оказаться на месте убитого бога.

— Ты никогда не окажешься на его месте, — Ульв порывисто шагнул вперёд. — Я этого не допущу, моя королева. Тебя никогда не забудут, тебя всегда будут любить!

Мэб встала с колен и обратилась к Ночному всаднику:

— Скачи, оповести всех, — сказала она. И молчала, пока дин ши не скрылся из виду. — Ты убил бога, которого должен был защищать. — Мэб всё ещё не глядела на Ульва. — Много ли стоят твои клятвы?

— Я защищал его столько, сколько мог, — смиренно ответил Великий Бард. — Но когда мне вырвали язык, расстреляли, затыкали копьями и пригвоздили к кресту сырым железом, я уже был не в силах что-либо сделать.

Королева, наконец, обернулась.

— Почему же ты до сих пор жив? И язык твой подвешен не хуже, чем всегда.

— Потому что меня нельзя убить, — ответил цверг. И, чуть замявшись, уточнил: — Нельзя убить насовсем.

— Каждого, кто живёт, можно убить, — задумчиво произнесла Мэб. — Нужно только знать, как. Какая-нибудь стрела из омелы, пущенная в пятку… всегда остаётся хоть одно уязвимое место.

— У меня оно тоже есть, моя королева.

— И какое же? — в голосе Мэб звучал неподдельный интерес.

Без тени улыбки Великий Бард произнёс:

— Ты. Моя смерть и моё проклятье — это ты.

Глава 4. Старые раны

Эрик прикрыл спиной Пёрышко, выставил перед собой меч и сделал зверское лицо. Впрочем, более зверским, чем размалёванные люди, окружившие их маленький лагерь, выглядеть было сложно.

Но, как ни странно, нападать аборигены не торопились. Напротив, когда они убедились, что Эрик и его спутница — единственные чужаки на берегу, расслабились. Осмотрев плащи и лодку, предводитель отряда обратился к Пёрышко:

— Скажите своему викингу, чтобы успокоился, госпожа. Нам приказано не причинять вреда тем, кто приходит из волшебной страны.

— Приказано… кем? — нервно осведомилась фея и взяла любимого за руку.

— Королём, — невозмутимо ответил человек и скинул маскировочную одежду, оставшись в белой рубахе. — Королём Коннахта[9]. Он ждал вас. И скоро будет здесь.

— Ждал нас? — подозрительно осведомился Эрик. Он понимал, что ему говорят, и мог худо-бедно объясняться, но за местного бы, конечно, не сошёл. Хотя бы потому, что здесь не носили бороды.

Ирландец слова викинга пропустил мимо ушей, подошёл к ручью, начал оттирать лицо от охотничьей раскраски, но когда вопрос повторила Пёрышко, обернулся.

— Прошлый Самайн сестра короля, Аластриона, праздновала недалеко отсюда вместе со своим женихом. Они должны были пожениться на следующий день. Король ехал на свадьбу, а попал на похороны. Ночью на поселение напали викинги, — ирландец бросил короткий взгляд в сторону Эрика. По свежеотмытому лицу скользнуло сложное выражение, но почти тотчас же на его месте оказалась непроницаемая маска: «Это не моё дело». — Аластриону нашли под священным дубом Кенн Круаха с перерезанным горлом. В руке у неё был золотой серп. Морские разбойники почему-то на него не позарились. Вернее, мы догадывались, почему: принцессе удалось позвать кого-то из волшебной страны.

— И я верил, что проход закрылся не навсегда, — всадник, перед которым почтительно склонили головы все ирландцы, мало походил на короля в представлении Эрика. Высокий широкоплечий мужчина был одет довольно просто: серые штаны, алая рубаха, тёмно-зелёный шерстяной плащ, сколотый у горла золотой пряжкой… разве что знаменитые ирландские башмаки могли бы вызвать зависть у самого Альвгейра. Однако всё это намётанный глаз налётчика отмечал отстранённо, между делом. Больше всего внимание притягивали синие глаза и огненно-рыжая шевелюра короля Коннахта. Того же медного оттенка, как и у бешеной девчонки, которую Эрику не забыть до конца своих дней.

— Вы одной крови, — заявила вдруг Пёрышко, так же пристально разглядывавшая короля.

— Что? — одновременно переспросили Эрик и брат Аластрионы.

— Вы сыновья одной матери и одного отца, — терпеливо, будто несмышлёным детям, пояснила фея. — Братья.

Все взгляды теперь переходили с одного плечистого рыжего мужчины на другого, с викинга на короля Коннахта. Да, они были похожи. Если бы не борода Эрика и не длиннющие усы Аэда — их запросто можно было бы перепутать. Хотя, конечно, всегда можно ориентироваться на количество глаз.

Люди Коннахта, конечно, помнили, что у короля Конхобара было четверо детей. И помнили, как плакала королева, когда её муж согласился отдать Тадга воспитанником, а по сути, заложником, верховному королю.

— Нам сообщили, что ты погиб во время набега викингов, — сухо сказал Аэд. — А ты, оказывается, стал одним из них.