Песня для тумана (СИ)

Сам Аэд тумана даже не заметил. Хотя странности всё же были. Во-первых, куда-то подевались его спутники. Во-вторых, вместо подножия дуба он оказался совсем в другом месте, которое, впрочем, тоже было хорошо знакомо. И аббат Клонферта очень рассердился бы, если бы узнал, насколько хорошо принявший христианство король знал каждый камешек на этой тропинке, ведущей к полуразрушенному, заросшему кругу камней.

А в-третьих, вместо раннего лета тут была осень. Не та благодатная пора свадеб, когда над поселениями витает крепкий запах мёда и спелых яблок, так что можно подумать, будто волшебство сидов перенесло тебя на благословенные острова. Нет, то была промозглая дождливая пора, серая, унылая и холодная. В такое время как подарка ждёшь наступления зимы и настоящих холодов — только бы не видеть это свинцовое небо, не томиться бесплодным ожиданием.

Аэд шёл по тропинке и зябко кутался в плащ, почти не глядел под ноги. И чуть не упал, споткнувшись. Замер от удивления.

Развалины стояли на месте. И в то же время казались не совсем правильными. Менее разваленными, чем он их помнил. Камни покрыты отшлифованными мраморными плитами, пробивающиеся сквозь кладку заросли бесследно исчезли. В центре круга лежит большая разбитая арфа. Серебряная, и, кажется, у неё должно быть три ряда струн. Но уцелела лишь одна.

Впрочем, долго разглядывать инструмент Аэд не стал. Его внимание привлекла женщина, сидевшая на ближайшем из камней.

Если бы кто-то попросил короля её описать, у него бы не вышло. Она была… ни на кого не похожа. Черты лица странно неуловимы, будто отражение на бегущей воде. Аэд не смог бы сказать, стара она или молода, красива или безобразна, он даже не мог понять, как она одета: что-то тёмное, бесформенное, окутывало её устало опущенные плечи, тяжёлыми скользкими складками падало к ногам. Король остановился, не решаясь заговорить. Он хотел поклониться, поприветствовать женщину в учтивых и изысканных выражениях. И не мог. Откуда-то он знал, кто перед ним. И правитель Коннахта оробел, как ребёнок.

— Подойди, Аэд мак Конхобайр, — произнесла Мэб. — Не бойся. Ты пусть и отдалённый, но потомок сидов. Король, сохранивший частицу веры в народ холмов. Ты имеешь право находиться здесь.

Всё ещё не решаясь заговорить, Аэд приблизился и встал на колени рядом с повелительницей фей.

— Я знаю, зачем ты пришёл, — произнесла она, и каждое её слово падало, будто пожухшие листья с деревьев. — Тебе больно видеть, как страдает Ирландия, раздираемая на части викингами и христианами, как её дети гибнут от набегов норманнов или по приказу одержавшего победу правителя.

— Верховный король… — несмело начал Аэд.

— Верховный король предал вас, — прервала его Душа Ирландии, и в первый раз в её голосе промелькнул огонёк, слабая искорка гнева. — Потому что оказался трусом. И сбежал, вместо того, чтобы нести бремя ответственности. Я не могу заставить его вернуться.

Аэд догадался, что они с волшебницей говорят о разных верховных королях, но перечить ей не осмелился.

— Моя королева! Но мы гибнем! Если и вправду среди нас есть твои потомки, помоги нам! Или новые боги поработят нас, а захватчики отнимут наши земли. Они уже за это принялись! Норманнским рыцарям надо много платить. Мало кому это по карману. Зато им очень легко обещать титулы и земли, которые они отобьют у ирландцев!

Король запнулся, замолчал в изумлении. Вот только что он моргнул — и вместо королевы Мэб перед ним оказалась обычная женщина. Ещё не старая, но уже и не молодая, она куталась в накидку, зябко поводя плечами. Тёмные волосы щедро присыпаны серебром, а на лбу и в уголках губ залегли скорбные морщины. Аэд долго смотрел, как женщина перебирает бахрому потёртой шали. И тихо произнёс:

— Могу я… я и народ Коннахата… Можем мы чем-то помочь тебе, госпожа?

Она поглядела на него и улыбнулась, как улыбаются ребёнку.

— Спасибо, что спросил, мальчик. Но боюсь, что нет. Вы изгнали волшебство из своего мира. И не только волшебство. Ты говорил о новом боге, что угрожает вас покорить? Он был здесь. Стоял на том же месте, где сейчас стоишь ты. И плакал. Потому что совсем не хотел творщегося теперь Его именем. Убеждал, что говорил совсем о другом, его всего лишь неверно поняли. А, неверно поняв, записали… и отсюда пошли все неприятности.

— Друиды никогда ничего не записывали.

— Друидов больше нет, — седеющая женщина, сидевшая на месте королевы, потёрла друг о друга руки и дохнула на них, будто не могла согреться. — Никого больше нет. Ни великих сидхе, ни фоморов, ни богов. Вы остались одни.

— Но, моя королева…

— Я потратила слишком много сил, — сказала она и опустила голову. — И остаток их отдам на то, чтобы вернуть тебя, мальчик, откуда пришёл. Границы больше нет, и наши миры вновь живут каждый по своему времени, с каждым мгновением разбегаясь всё дальше. Если бы ты только знал, как я устала… — произнесла она совсем тихо.

Аэд встал, расстегнул золотую брошь и бережно укрыл королеву фей своим плащом.

— Прости нас, — так же тихо сказал он.

Королева ласково улыбнулась.