Песня горна

…Это были не полевые ножи, обычные в среде пионеров, и не стандартные инструменты «Соболь», которые недавно начали массово выпускать тоже для пионерии на Златоустовском Императорском Заводе Холодного Оружия, а – наградные поясные кинжалы. Наградные. Денис даже не поверил своим глазам. В Петрограде, среди всех его знакомых, такой нож был только у одного мальчишки, старше Дениса, который два года жил с родителями на берегах Сахарского Залива и там – так получилось – целых полчаса отбивал налёт банды на полевой аэродром экспедиции. Бегал по территории с пулемётом, который забрал у бандита, убитого за миг до собственной смерти дежурным – и бил короткими очередями… Пленные бандиты потом клялись, что их просто подвела разведка, что аэродром защищало отделение армейцев, они сами их видели! А когда мальчишку им показали – за миг до этого ведущие себя нагло и даже вызывающе, они сперва замолчали неверяще, а потом, один за другим, поопускали глаза и покорно потащились цепочкой к фургону с решётками… И на допросах пели, как соловьи, перебивали друг друга, боясь, что кто-то из подельников, опередив, успеет поведать больше. Об этом рассказывал не сам парень, он вообще про тот случай не любил говорить – это Денис прочитал воспоминания одного офицера в «Костре»…

…И вот теперь точно такой же кинжал был в руках у него, Дениса Третьякова. Это казалось каким-то чудом, сказкой, да нет – сном. Ножны чёрного дерева со скрепами из серебра, серебряная цепочка подвеса… Обоюдоострое лезвие, похожее на клюв дятла – длиной в двенадцать сантиметров, – переходило в мощное рикассо, на котором у небольшой овальной гарды виднелся знак-ведаман. Простая стальная рукоять была штырём, превращавшимся в тяжёлое навершие, пропущена через шероховатое под пальцами дерево, несокрушимый дуб, обработанный до глубокого красноватого мерцания…

Слов у Дениса не было. Поэтому он, взяв в руки этот кинжал, только и смог сказать то, что было спасительным, что выручало всегда – и что подхватили хором остальные:

– Слава России!

– Будьте готовы!

И на этот раз словам незнакомца ответил дружный хор – ликующий и весёлый:

– Всегда готовы!..

…В эту ночь Денис долго не мог уснуть. Давно был допит чай второй заварки, давно потух костёр, были пропеты последние песни, утихли в палатках последние, самые важные и самые поздние разговоры, ушёл в ночь недолго посидевший с отрядом незнакомец, так и не назвавшийся – кто он? – и с улыбкой отказавшийся переночевать. Звуки ночного леса мешались с отдалёнными, но отчётливыми звуками стройки, а с другой стороны – высоко над хребтом, словно бы прямо в небе – неслышно, но отчётливо мелькали огни на работах струнника. Денис думал, как завтра они спустятся на озёра. И ещё думал про кинжал, который держал на коленях. И ещё думал… думал… думал… В мыслях были Настя, отец и мама. И школа, и новые дома на улицах Седьмого Горного. И то, что рассказывали про латифундии братья Раймонд.

Мысли не мешали одна другой. А за всеми ними – как фон, как экран – звучала песня… Негромкая и непримиримая:

* * *

Девчонка, трезвонившая в дверь, была незнакомой. Денис уставился на неё удивлённо и нетерпеливо. Он был дома один: родители на работе, Олег с матерью ушли на какое-то заседание профсоюза домработниц, а Денис, если честно, собирался ложиться спать. Он ощутимо почувствовал, что с самого праздника, с того незабываемого выхода в горы три дня назад, просто-напросто недосыпает, и это уже становится тяжеловато. Он поговорил с Настей по телефону, посмеялся, но даже это происходило как-то вяло – наваливалась усталость, непреодолимая и вязкая. И он наслаждался мыслью, что сейчас завалится в постель.

И вот – какая-то неизвестно кто, и Презик трётся у её ног.

– Чего тебе? – Денис откровенно зевнул, и «чего» у него превратилось в «хээээхоооо?»

– Володька помирает… – Девчонка переступила ногами и хлюпнула носом.

– Какой Во… как помирает?! – Денис задержал зевок. – Ты что плетёшь?!

– Очень просто. Лежит и помирает. Простыл очень. А бабка его пьёт опять. Я слышала, он стонет. Ну и я к тебе побежала… – Глаза девчонки построжали. – Он про тебя много рассказывал. Ты поможешь?

– Жди, – сказал Денис и бросился обратно в дом.

Сразу за порогом он остановился.

По крыше шумел дождь. Мотало за окнами мокрые ветки.

В трёх километрах отсюда в грязной хибаре умирал девятилетний мальчик. Может быть, великий певец. Может быть… или просто девятилетний мальчик?

Не было разницы.

Денис тряхнул головой, метнулся в пустые, молчаливые комнаты.

Линия молчала. Опять оборвало провода. Денис бросил трубку на аппарат. Может быть, бежать в отряд? Нет, терять время…

Он выскочил наружу с сумкой на плече и ботинками в руках. Девчонка ждала – прямо под ливнем.

– Слушай. – Денис чуть нагнулся к ней. – Беги в отряд. В пионерский. Ты знаешь? – Кивок. – Расскажи там то же, что мне. А я прямиком к Володьке… – Он судорожно умолк, вспоминая адрес, который как-то говорил ему мальчонка… он говорил, а Денис – не зашёл ни разу… есть! – Поняла?

– Поняла, – послушный кивок.

– Беги. Презик, с ней!