Разве это приключение – когда родители стареют на глазах, за секунду? Разве так должно быть? Разве это весело и интересно – видеть, как отец и мама умело играют самих себя прежних, и только глаза сыграть не могут, не заставишь их сыграть.
Так, может статься, это и не приключение вовсе, как подумалось сначала, а – просто ? Есть дело, которое ты можешь сделать. И ты его делаешь. Даже если больно тем, кого ты любишь, – и боль приходит к тебе самому, ещё минуту назад с такой радостью влетевшему в отцовский кабинет с криком: «Подпишите!» – и увидевшему то, чего ты никогда не видел раньше: что отец и мать сидят рядом на диване, сидят и молчат, и он держит её сжатые ладони в своих руках. И ты чувствуешь себя дураком и даже ещё хуже… то ли палачом, то ли предателем.
Денис, сам того не замечая, сильно прикусил сгиб пальца и хмуро уставился в пол.
Но если бы я не согласился… Тогда людям из ДРУ пришлось бы искать кого-то ещё. И они могли не найти. И тогда этой весной – опять трупы. Или нашли бы кого-то, кто хуже меня знаком со здешней жизнью – и он… он бы, как этот Юрка Болховитинов. Которого Денис не видел ни разу в жизни, но которого всё равно считал своим другом.
А как же иначе?..
…Но а вдруг нашли бы того, кто справился бы лучше меня?! А я бы сейчас не мучился. И мои папа и мама не мучились бы!
Да, но нашли – . А отцы и матери есть и у других. И у других отцов и матерей есть их сыновья.
Один раз ты, спасаясь, спрячешься за слова «есть же другие» – и первый кирпич из крепостной стены выбит. Крохотный кирпичик из гигантской стены. Но…
…И всё-таки был тогда миг, когда словно бы нырнувший в ледяную воду, разом всё осознавший Денис подумал (отчаянно и растерянно): «Пусть мама не согласится! Я согласен, отец согласен, а она пусть не согласится! Она же моя мама, она женщина, она…»
Валерия Вадимовна с очень спокойным лицом подписала бумагу и улыбнулась сыну.
Так оно и было. Словно ей наплевать на стоящего в кабинете мальчика, которого чужие взрослые люди отправляют на смертельный риск…
…Денис серьёзно задумался. То есть с такой точки зрения выходит, что мама его не любит, если разрешила делать то, что он делает? На мгновение осознание этой мысли испугало его – до остановки сердца. Однако – лишь на мгновение. Уже в следующую секунду он подумал – нет, не просто подумал – осознал ясно: ! Мальчишка даже усмехнулся глупости такого суждения – и вдруг вспомнил один из семинаров по психологии. Ещё в старой школе, петроградской. Семинар был у старшеклассников, а Денис, Войко и ещё человек пять ребят тогда украшали зал, где эта компания обсуждала свои проблемы, к Новому году. Денис слушал краем уха, а потом стало очень интересно, и он даже заработал по шее за то, что отлынивает. Пожалуй, тот разговор больше всего подходил к сегодняшним его псевдоморализаторским охам и ахам.
Женщины любили своих детей всегда, во все времена. Даже в самые дикие или самые страшные. Проявляли чудеса отваги, спасая их от опасности. Делали ради детей совершенно невозможные вещи. Иногда даже меняли ход истории, правда-правда. Но это была слепая любовь. Особенно страшная – именно страшная! – в те времена, когда у женщин становилось мало детей (чаще всего по их вине, из-за многочисленных искусственных прерываний беременности, как в последние десятилетия перед Третьей мировой, когда нерождённых детей убивали десятками тысяч каждый день. Денис даже поёжился, представив себе, какое давление некротического поля испытывали люди, жившие тогда – неудивительно, что мир сошёл с ума…). Ради своего единственного и слепо обожаемого ребёнка женщина могла, например, не задумываясь стать вражеской разведчицей и обречь на смерть десятки «чужих» детей. Женщина не слышала слов «Родина», «честь», «будущее» – стоило речи зайти о сиюминутной безопасности её дитяти. Женщина была готова погубить весь мир – лишь бы жили её сын или дочь. А если учесть, какую силу тогда имел феминизм – нетрудно себе представить, к чему такое отношение приводило.
Конечно, в истории были и исключения – даже в виде целых цивилизаций, вроде Древней Спарты, Третьего Рейха, в некоторые периоды – СССР, вообще европейской цивилизации. Но именно исключения. А была и оборотная сторона медали – мусульманский мир полного скотского бесправия женщины, автомата для постельных утех и производства детей, которые вырастали копиями своих отцов: жестокими, трусливыми, злобными – именно потому, что их матери фактически не были матерями, а лишь презираемым низким скотом; ни красоте, ни вере, ни доброте – всему, что знает лишь женщина! – они не могли научить своих детей…