«Стайку» Кеши вообще-то на улицах не задевал никто. Никто из «уличных». Но наслушаться самых жутких рассказов Денис успел в первые же два-три вечера. Новенького обвешивали лапшой по полной. Причём каждый рассказчик уверял, что это правда – а самое дикое заключалось в том, что всё это вполне могло быть, а многое – наверняка правдой. Рассказывали, кстати, и про хасидов, но истории про них оказались лишь частицей той жути, которую знали мальчишки «стайки» и среди которой они вынуждены были жить… Пугали и обычными бандитами, которые не оставляют в живых никаких свидетелей. И – что поразительно – имперскими «витязями», которые, мол, тоже всех подряд убивают, только подвернись, а иногда ррраз – и заколдовывают людей, чтобы те выполняли их приказы. И «чёрными панами», которые заставляют бесек, оказавшихся у них в лапах, делать совсем уж жуткие вещи. Пугали и какой-то Лигой Разложения, в которую входит много всяких «шишек» и откуда, раз уж попал в руки, выбраться так же нереально, как от хасидов, а смерть куда страшней, противней и дольше. И работорговцами, которые ловят детей и тишком вывозят их далеко на юг, к тамошним бандитам – для самого разного, иногда даже, чтобы их там съели, «как в старые времена». И рассказывали про чудовищ, которые живут в развалинах на восточной окраине города, ну а по ночам – сам понимаешь, что эти чудовища делают…
…Вскоре Денис стал работать с напарником – худеньким пацаном по кличке Спичка. Спичке было около десяти, и он сперва был нужен Денису, чтобы собирать деньги, местами подпевать или отстукивать ритм на простеньком барабанчике… Но уже на третий день совместной работы Денис увидел, что Спичка обладает отличными задатками – и взялся его учить. Кеша отнёсся к этому благосклонно, а сам Спичка сперва был не против, потом попробовал пищать – когда стали разрабатывать связки, и Денис для проверки силой согнул мальчишку ногами к затылку. Динь, не чинясь, усмирил бунт парой крепких пинков, и через короткое время мелкий уже вполне достойно выступал младшим напарником Диня и очень гордился этим, то и дело хвастаясь Денисом перед младшими из других «стаек».
Так они все и жили – достаточно сытно, в определённом комфорте, в общем-то, безопасно и даже, пожалуй, весело… вот только – без малейшего просвета впереди.
Без малейшего…
…Прошёл Новый год – хоть и без ёлки, но праздничный, как ни странно, очень весёлый, хотя совсем не по-имперски. Они гуляли по Центроходу, запускали фейерверк, ели мороженое, развлекались очень шумно в парке аттракционов – старенькие те были, но зато их в парке стояло много и, видно, очень популярных, а еще катались по морю на прибрежном «трамвайчике» Потом всю «стайку» зазвали к себе какие-то три проститутки – ещё молодые женщины, шумные и часто сквернословившие – но зазвали просто так, «посидеть» и повозиться с младшими. У них была настоящая ёлка и хорошее угощение. Правда, Денис понял, что с Кешей одна из них и по-другому… повозилась, и с двумя старшими парнишками, Ершом и Тяпой, которым было уже почти по шестнадцать лет… А Денису этих женщин было жалко, особенно когда обнаружилось, что у одной из них – две дочки, близняшки года по три, они выбрались на шум праздника из второй смежной комнаты и уходить наотрез отказались. Смотреть на это было тяжело и больно. Денис боялся, что сорвётся и просто-напросто убежит в ближайший полицейский участок с требованием…
А собственно, что он там мог потребовать – в этом отдельно взятом участке?
И всё-таки Новый год получился хороший. Вот только уже в «родном» подвале Денис не выдержал и ночью всплакнул. Потому что Новый год сейчас отмечали и у него дома – в Седьмом Горном. Там была ёлка, и ему ужасно хотелось, как совсем маленькому, чтобы ёлка была и здесь. И там думали про него. И никогда раньше он не встречал Новый год не дома, а на следующий день, поздно-поздно проснувшись, бежал по заснеженным, совсем не таким, как тут, улицам к Войко. Короче, слёзы потекли сами, и он, закрыв голову подушкой, лежал, стараясь не хлюпать громко – а потом незаметно заснул…
…А к началу второго месяца такой жизни Денис понял, что в определённой степени знаменит. Его это смешило и в то же время льстило – что он Динь-Гимнаст.