Песня Кахунши

– Я сказал, что у меня для него отличные новости. Ювелир продает магазин. Я ему даже хотел день и час сказать, когда товар вывозить будут, но передумал. Я просил, чтобы он меня отпустил, сказал, что мне совсем немного нужно, только на пропитание. Я же столько полезного для него узнал! А теперь мне так хочется покоя. Сказал, что мог бы жить с тобой, что ты готов за мной присматривать. Попросил перестать таскать меня с места на место, как животное.

– Он согласился?

– Он посмеялся. Я, говорит, тебя сотворил, я и решу, когда тебе уходить на покой. Как я и думал. Вот ублюдок проклятый, он еще раз сто родится, не меньше!

– Что тут скажешь…

– Ты принес?

– Дабба…

– Не предавай меня, Сумди, не надо. Я знал, что Ананд-бхаи меня кинет, но ты… Принес или нет?

Дабба извивается от напряжения, видно, что он очень ждет ответа.

– Принес.

– Где?

Сумди сердито оглядывается на Чамди, давая понять, что тот здесь лишний. Чамди отступает к улице, но с Даббы глаз не сводит.

– Покажи, – требует Дабба.

Сумди надрывает пакетик с крысиным ядом, высыпает на ладонь несколько черных крупинок.

– Хорошо, – говорит Дабба. – Без церемоний. Клади мне в рот.

– Не могу, – задыхаясь, шепчет Сумди. – Не могу.

Дабба тщетно пытается приподняться. Тянется губами к ладони Сумди. И, обессилев, замирает.

– Сумди, ты ведь сам калека. Бродячий пес, как и я. Тебя ждет долгая жизнь, не сомневайся. И придет день, когда тебе понадобится помощь. Так что не предавай меня. Всыпь его мне в рот и дуй отсюда!

– Не могу я, пойми, не могу!

– Переверни меня на живот! – хрипит Дабба.

– Нельзя же, лицом на землю…

– Делай, что говорю!

Сумди перекатывает Даббу на живот. Тот поворачивает голову, вжимается щекой в грязь.

– Сыпь рядом и дуй отсюда!

Сумди стряхивает крупинки с ладони. И ковыляет прочь.

Чамди с ужасом смотрит, как Дабба лижет землю.

Полдень. Чамди ждет у табачного киоска. На задней стенке плакат: «Веселое ателье». Он старается сосредоточиться на рекламе. На картинке огромная рубашка, ее обладатель широко улыбается. В кармане рубашки – роза, под рисунком написано: «Веселитесь вместе с „Веселым ателье“». Из плаката торчит здоровенный гвоздь, и Чамди отодвигается, чтобы не поцарапаться.

Отсюда отлично виден храм. «Хотя какой это храм, – думает Чамди, – просто квартира на первом этаже. Только что стены в желтый цвет покрасили, а так – обычный жилой дом». Никто не знает точно, считает ли бог Ганеша и вправду эту квартиру своим домом. А вдруг его заставляют тут жить, а он не хочет? Вдруг Ганеша ждет, что кто-нибудь вроде Чамди придет и освободит его? Тогда, выходит, Чамди ничего плохого не делает. Он наблюдает за старухой, которая плетет гирлянды у входа в мандир. Чамди стоит далеко, но он догадывается, что старуха напевает, потому что она покачивает головой в такт песенке. Еще одна гирлянда готова. Старуха рассматривает ее внимательно, будто показания с приборов снимает. Бархотки на солнце так и переливаются. Старуха вешает гирлянду на крючок, трет глаза и принимается за новую. «Почему на ней белое сари? – думает Чамди. – Цветочница должна ходить в яркой одежде».

Он крепко сжимает бутылочку с краденым маслом. А вдруг продавец заметит его? Зайдет за свой киоск по нужде… Да нет, никогда он прилавок без присмотра не оставит.

Отсюда Чамди отлично видит Сумди и Гудди, они устроились возле храма, рядом с гирляндами. Сумди снял рубашку. Гудди держит в руках пару богов, а деревянный ящичек она, наверное, под навесом оставила – на случай, если придется удирать. Тогда уж будет не до ящичка.

Хорошо все-таки, что Чамди ни разу не был в мандире. А вдруг бы он столкнулся нос к носу с Ганешей? Тогда совсем стыдно было бы. Чамди видел Ганешу лишь на картинке в детском журнале. Там говорилось, что он родился с головой слона и телом человека, только с четырьмя руками. Кто-то из ребят спросил миссис Садык, правда ли это, а она сказала: нет, наверное, неправда. Чамди заспорил с ней, потому что ведь точно никто этого не знает. А может, Ганеша добрый и отзывчивый, у него огромные слоновьи уши, чтобы слышать, как люди по всей Индии рассказывают ему о своих бедах, а четыре руки – чтобы обнимать и утешать сразу четверых. Сегодня Чамди очень понадобится понимание и прощение Ганеши.

«Пожалуйста, погладь меня хоботом по голове и благослови меня. Прости меня, я обещаю больше никогда не воровать».

Белый «амбассадор» с красной мигалкой на крыше останавливается у ступеней мандира. Его сопровождает полицейский джип. Из «амбассадора» выходит человек в белой курте [4]. «Наверное, это и есть тот политик, – думает Чамди, – вон как все перед ним стелются». Как зовут политика, Чамди забыл, но это неважно. Чамди в панике – он понятия не имел, что тут будет полиция.