Песня Кахунши

– Бери что хочешь, – повторяет лавочник. – Печенье будешь?

И, не дожидаясь ответа, начинает открывать банку с печеньем. Крышка сидит плотно и не поддается. Хоть бы банка побыстрее открылась, а то вдруг лавочник передумает. Открыл…

– Ну бери, – говорит лавочник.

– А сколько можно взять? – спрашивает Чамди.

– Сколько хочешь.

– Я три штучки возьму, можно?

– Бери, бери.

Чамди запускает пальцы в банку. Лавочник с силой захлопывает крышку.

Чамди вопит от боли.

– Воришка! – кричит лавочник. – Сначала воруешь с прилавка, потом еще клянчить приходишь!

Чамди от изумления даже перестает чувствовать боль.

– Вчера один из ваших масло у меня стащил! Еще подойдешь к лавке, я с тебя шкуру спущу!

Лицо лавочника перекошено от злости, и Чамди даже не пытается оправдываться. Он бросается наутек, мимо храма, даже на бога в окошке не глядит, и останавливается только у крана. Рука сильно болит. Первый день в городе, а он уже наслушался обидных слов, и никто ему не помогает. Может, сердце лавочника почернело от папирос, поэтому он так и поступил? Вдруг на Чамди наваливается страшная усталость. Он садится на корточки под краном и подставляет голову под струю воды, прохладную как дождь.

Кран всхлипывает. Вода больше не течет.

Глава 4

Солнце обжигает шею, по спине бегут струйки пота. Хочется прикорнуть под навесом или под деревом, но теперь Чамди понял: чтобы поесть, надо скорее найти работу.

Он озирается, ищет лавку, где нужен был бы уборщик. Он же помнит, как Джоти мыла в приюте полы. Когда она болела, он сам помогал миссис Садык. Он и подметать умеет. Чамди останавливается перед вывеской «Новый ресторан Ширин: могольская, пенджабская и китайская кухня». Но лысый человек за кассой ругает официантов – сейчас к нему лучше не подходить. Рядом магазин одежды «Коллекции Пушпам». Там даже кондиционер есть, но сюда Чамди точно не пойдет: просто не решится войти. Его белая майка продрана и давно не стирана, и резинка на шортах совсем растянулась.

Чамди подтягивает шорты и замечает старика, который читает объявление на доске. Написано на маратхи, так что Чамди не может разобрать ни слова, зато узнает наклейку с тигром. Дочитав, старик поднимается по ступенькам в винный магазин «Пуджа». Старика тут явно знают, ему и говорить ничего не надо – продавец сразу уходит, возвращается с бутылкой и кладет ее в коричневый бумажный пакет. Может, старику стыдно, что он купил бутылку, вот и прячет ее в пакете? Чамди глядит на витрину и вспоминает Рамана. Если собрать все бутылки, которые Раман выпил за свою жизнь, так они, наверное, на этих полках не поместятся. В магазине есть большие старинные часы, очень похожие на те, что в приюте. Стрелки показывают три. А в приюте сколько? – думает Чамди, и ему сразу становится стыдно. Конечно, там такое же время. Просто ему кажется, что приют в какой-то другой стране.

Вот еще один магазин, но он закрыт, и стальная штора опущена. Перед магазином устроился старик-нищий. Растянулся на большом джутовом мешке, в ногах миска с парой монеток. Солнце изо всех сил бьет ему прямо в лицо, а он изо всех сил щурится в ответ. По щекам ползают мухи, но он вроде и не замечает. Нищий не спит, он пытается встать и не может. Чамди хочется ему помочь, но страшно: а вдруг старик сумасшедший, вдруг он его ударит? Лучше не рисковать – один раз его уже назвали вором!

Чамди шагает обратно к храму.

Окошко бесплатного медпункта забрано решеткой. Похоже на большую коричневую клетку. Наверное, по ночам люди забираются и крадут лекарства. Чамди жалко больных. Когда у Чамди поднимается температура, на небо смотреть нельзя, не пускают. А ведь синее небо – самое лучшее лекарство для воспаленных глаз.

Почему медпункт до сих пор не открылся? Вдруг доктор сам заболел? Тогда он никому не может помочь. Миссис Садык тоже случалось болеть. Она лежала в постели и ужасно кашляла, а больных детей никто не лечил и не утешал.

Чамди не хочет думать о приюте и быстро уходит от медпункта. Внезапно у него начинает кружиться голова, и Чамди падает. В ушах оглушительно дребезжит велосипедный звонок, Чамди пытается встать, но нет сил.

– Ты что, ослеп? – орет велосипедист, еле-еле успевший вильнуть в сторону.

Чамди тоже сердится, только на себя – за слабость, за то, что и дня не может продержаться без пищи. Это все от жары, говорит он себе. Он обращается к небу, просит дождя, хоть и знает, что все напрасно.

Впереди водопроводный кран. Нельзя терять сознание посреди улицы. Чамди выставляет вперед руки и рывком поднимается. Перед глазами все плывет, но Чамди дотягивается до крана и хватается за него, чтобы не упасть снова.

По счастью, из крана опять течет вода, и один только ее вид придает Чамди сил. Он пьет и пьет, уговаривая себя, что водой тоже можно наесться. Еще бы живот в этом убедить, тогда и ноги не будут подкашиваться. И никакого вранья – живот теперь и правда полный.