Песня кукушки

С ее наблюдательного пункта снег казался широко раскинувшейся стаей белых хлопьев, колыхавшейся от малейшего дуновения ветра. Она смотрела, как он неустанно ложится на подоконники и пороги, с кроткой настойчивостью давит на проходившие по низу крыши водосточные трубы, готовые треснуть.

Время от времени на улице парами или тройками появлялись запредельники. Никто из них ее не замечал. Некоторые оставляли в снегу следы, как от раздвоенных копыт, будто оленьих, кое-где тянулись отметины от хвоста. Люди же попрятались, как будто чуяли чужаков. В пабах вдоль реки постепенно замерли звуки. Ни стук копыт, ни шум двигателя не нарушали установившееся молчание. Снег завладел всем.

В отдалении церковные колокола отбивали время, но их голоса звучали приглушенно и растерянно, словно у ночных стражей, потерявших в бурю свое оружие.

По мере того как темнота сгущалась, к причалам прибывали новые лодки, и снежная стена расступалась перед ними, словно прозрачный занавес. Здесь был маленький паром из ореховых скорлупок, и его паруса из паутины едва не рвались под тяжестью снежинок. Потом появилась белая лодка из ивняка, обтянутая кожей, с поврежденным бортом, напоминающим зазубренную половинку яичной скорлупы. Сразу за ней — плот из крашеных палок, связанных покрытыми плесенью лентами, на котором сгрудилась стайка тихих, одетых в серое детей.

Каждый раз, когда Триста моргала, казалось, запредельников становилось все больше, они заполняли улицу, молча выжидая в своих пальто цвета неба. Скоро они стояли уже около каждого причала, у каждой стены, в каждом дверном проеме. Некоторые легко приземлились на крыши, сложив крылья, словно зонтики, или вычищая их клювом.

Приближалась полночь — Триста почувствовала это. Снег закружился с новой силой, холод усилился. По всем старым докам запредельники подняли головы, уставились в темноту и зашипели.

В остальных частях города глухо звонили церковные колокола. Триста едва обратила на них внимание. Ее взгляд был сосредоточен на черном, как ночь, трамвае с двумя вагонами, неожиданно, словно из воздуха, появившемся в поле зрения и скользившем по дороге без рельс. Поравнявшись с причалами, он вмиг остановился, даже не замедляясь, и вагоны не стукнулись друг о друга.

Без движения трамвай выглядел совершенно заурядно. У всех вагонов были винтовые лесенки спереди и сзади и привычные деревянные рамы, а на бортах — реклама мыла для рук. Как и у обычных трамваев, в передней и задней части вагонов были открытые площадки, чтобы их можно было прицепить любым концом, и уютные круглые фонари. Но чего в нем не было, так это водителя — обычного водителя, одетого в непромокаемую ткань и бросившего вызов снегу и ветру. Трамваем никто не управлял.

Половина запредельников вошли в вагоны и расселись в салонах первого этажа или поднялись по винтовой лестнице на второй, открытый этаж — что-то вроде балкона. Остальные собрались у дверей, подрагивая от нетерпения.

Двери головного вагона не открылись, и никто не попытался туда войти. На миг Триста увидела Архитектора в одном из нижних окон, он с королевским достоинством махал кому-то затянутой в перчатку рукой. Рядом с ним был кто-то ростом пониже, с бледным лицом, скрытом под полями шляпы…

Дзынь-дзынь. Трамвай звякнул, и этот звук тоже был неестественным в своей обыкновенности. Трамвай снова тронулся, с головокружительной скоростью уносясь по докам. Те, кто не сел в вагоны, устремились за ними серо-коричневой волной, подскакивая и подпрыгивая. На всех окрестных крышах заметались силуэты, некоторые раскрыли крылья, похожие на оборванные плащи или листья, другие прыгали с крыши на крышу с легкостью блохи.

Сделав глубокий вдох, Триста выскочила из своего укрытия и присоединилась к ним. Первый прыжок чуть не стал для нее последним. Она не оценила, насколько предательскими стали покатые крыши под снегом. Белое покрывало заскользило под ее весом, она потеряла равновесие и чуть не упала на камни мостовой. Вовремя ухватившись за каминную трубу, Триста выровнялась и продолжила прыгать, каждый раз приземляясь на четвереньки и впиваясь когтями-шипами в щели между черепицами.

Впереди трамвай резко повернул направо, уходя от реки в сторону. Без малейшего усилия он поднялся вверх по фасаду ближайшего дома, потом покатил по крыше, оставляя за собой две темные полосы. Потом снова сменил курс, ускорился и продолжил ехать по крышам, накреняясь параллельно скату. Полузаметная серая масса следовала за ним, словно стая гигантской мошкары.

Триста бросилась в погоню, доверившись своим инстинктам и когтям. Ее волосы развевались при каждом прыжке, и ветер холодил стиснутые зубы. Сердце билось чересчур сильно, но для нее это ровным счетом ничего не значило, словно забытые вещи постукивали в старом ящике.