Песня кукушки

Она едва замечала других участников этих безумных скачек, хотя они окружали ее со всех сторон. Шум их крыльев бился в ее ушах. Ее ноги касались уродливых следов на крышах. Время от времени она встречалась взглядом с глазами цвета лишайника или ловила оскал зубов, обнажившихся в дружеской усмешке. Она почувствовала вкус снежинок и осознала, что ее рот открыт, что она улыбается.

Внезапно все показалось игрой. Трамвай несся извилистым путем, и она мчалась следом за ним, увеличивая скорость. Она была котенком, прыгавшим за веревкой. Она собрала всю энергию и рванулась вперед с удвоенной силой.

Триста вскочила на подножку в конце заднего вагона. Она хорошо рассчитала прыжок и знала, что приземлится где надо. Ее колени рефлекторно согнулись, готовясь смягчить удар, и она вытянула руку, собираясь схватиться за ручку. Но в этот миг все изменилось прямо у нее на глазах.

Грохот двигателя превратился в стук копыт и скрип колес. Вместо металлической подножки Триста наткнулась на что-то, показавшееся скользкой деревянной стеной, ударилась челюстью и задохнулась. Она попыталась уцепиться за что-нибудь, оставляя царапины на окрашенном в черный цвет дереве, но не удержалась и упала, ударилась о покатую черепичную крышу, покатилась по снегу и перевалилась через край. Чудом в последнюю минуту ухватившись за водосточную трубу, Триста не упала на дорогу.

Несколько секунд с пересохшим ртом она висела в таком положении. Вокруг себя девочка обнаружила выпавшие из нее кусочки: сухие листья, скомканные страницы дневника, пряди волос… у нее не было времени подбирать их. Цепляясь когтями за кирпичную кладку, она забралась обратно на крышу.

Куда повернула черная карета? Где ее шипящее сопровождение? Все исчезло, проглоченное снежным бураном. Но на окрестных крышах остались следы, которые снег торопился стереть. Лисьи лапы, оленьи копыта, необутые детские ножки… и среди них следы колес и полумесяцы лошадиных копыт.

Триста смахнула снег с ресниц и снова бросилась в погоню. Она неслась по крышам трущоб, потом по маленьким ухоженным улицам изысканных торговых районов. Время от времени тянущее чувство в боку говорило ей, что она потеряла ветку, безделушку, клочок бумаги.

Туда, вперед! Три черные кареты неслись по крышам, а вокруг них летела и скакала свита. У Тристы дрожали ноги, но она отваживалась на более длинные и безумные прыжки в попытке нагнать их. Она вскочила на крышу муниципального совета, потом на верхушку памятника войне и наконец приземлилась на запятки последней кареты.

На этот раз пальцы ее ног вцепились в доски и она вонзила когти в дерево кареты. Она удержалась, даже когда карета снова и снова меняла форму. В один миг она цеплялась за запаску огромного черного «даймлера». В следующий — обхватывала хвост гигантской черной змеи. Наконец ее странный транспорт снова обрел очертания трамвая. Она с шумом приземлилась на его заднюю площадку, схватившись за поручни, чтобы обрести равновесие.

Переводя дух, Триста бросила взгляд сквозь стекло в нижний салон вагона. Ей предстала подозрительно невинная сцена. Из маленьких круглых ламп на потолке лился электрический свет. Розово-зеленые плакаты рекламировали «Транспортные услуги Сорокопута» и заявляли: «Элчестер, ваш дом вдали от дома!» Все сиденья были заняты, пассажиры хорошо одеты и безмолвны, большинство из них устремили взор на свои колени или смотрели друг на друга с немой безмятежностью. Все были одеты в серо-коричневые пальто, серо-коричневые шали, серо-коричневые шляпы. Кто-то читал, но буквы в книгах и газетах двигались и наползали одна на другую. Триста заметила женщину из кондитерской, похожую на утопленницу, она скромно пудрила нос компактной пудрой. В дальнем конце вагона сидел Сорокопут, смакуя масло из своей серебряной коробочки.

Триста не рискнула пройти сквозь этот вагон. Может быть, новоприбывшие не в курсе, кто она такая, но Сорокопут знает ее. Единственный способ миновать его незамеченной — забраться на второй этаж.

Ей показалось, что кто-то шелохнулся, поднял голову и повернул к ней бледное лицо, и Триста пригнулась, чтобы скрыться из виду. На трясущихся ногах она поднялась по винтовой лестнице, а ветер сыпал в глаза снег и рвал одежду. Наверху ветер дул еще яростнее. Здесь стояли деревянные лавки, скользкие от растаявшего снега. За них цеплялась горстка неразличимых фигур, которые бросало взад-вперед, когда вагон менял направление и становился на дыбы. Иногда они слетали со скамеек, отчаянно хлопая крыльями в попытке вернуться на место. Никто не обратил на Тристу ни малейшего внимания.