Песня кукушки

Не-Трисс могла только изумленно глазеть на нее. Она привыкла, что все относятся к Пирсу Кресченту и его семье с величайшим почтением. А тут эта странная девушка обсуждает частную жизнь Кресчентов так же спокойно и обыденно, как только что освежевала кролика. Не-Трисс была шокирована и испугана, но одновременно взволнована и очарована, хотя при этом ее покалывало от неловкости. Дот что-то делала с кроликом и ножом, и Не-Трисс ненадолго отвела глаза в сторону. Когда она снова повернула голову, кролик превратился в куски розового мяса — частично бледные, частично темные с прожилками. Потом репа была порезана кубиками, светившимися янтарным светом на фоне огня. Зелень порвали на части руками. Время от времени Дот что-то бормотала и подкидывала дрова в печку.

— Какой смысл иметь такой огромный камин, если ты им не пользуешься? — спросила она и засмеялась, когда огонь выплюнул искры к ее ногам.

Когда Дот закончила нарезать ингредиенты, Не-Трисс осмотрелась и в первый раз поняла, что среди вязанок трав и длинных ложек чего-то не хватает.

— Где ваши горшки и кастрюли?

— Я их еще не достала. Погоди, сейчас покажу.

Дот отошла в дальний угол помещения и вернулась с квадратной коробкой примерно шести дюймов длиной. Аккуратно поставила ее перед камином и подняла крышку. Внутри Не-Трисс увидела только белые округлые предметы в подстилке из тонкой легкой соломы. Медленно и почтительно Дот вынимала один бледный предмет за другим и расставляла их на полу. Это оказались пустые яичные скорлупки с отколотыми верхушками. Над каждым отверстием с неровными краями были прикреплены петельки из хлопчатобумажной нити в виде миниатюрной ручки. Хотя скорлупки были совершенно чистые, Дот вытащила носовой платок и начала бережно протирать их внутри и снаружи. Потом, словно занимаясь самой обычной вещью на свете, она принесла одну скорлупку к столу и начала очень осторожно наполнять ее: кусочки шпината, ломтик кроличьего мяса и пара капель бульона.

Не-Трисс уставилась на нее, ожидая шутливой улыбки, но Дот оставалась чрезвычайно серьезной. Она относила наполненную скорлупку к камину и подвешивала ее за нитяную ручку над огнем, словно это и правда крошечный горшочек. Не-Трисс фыркнула от смеха, когда Дот повторила все то же самое со второй скорлупкой.

— Вы же не будете готовить в этом ужин!

— Почему? — Дот удивленно подняла брови. — Это мои горшки и кастрюли. Они тебе не нравятся? — И она продолжила свое занятие. Кусочки шпината, ломтик кроличьего мяса и пара капель бульона…

Что-то в самодовольном выражении лица Дот заставило Трисс беспомощно захихикать. Она отвела взгляд, но зрелище крошечных котлов над огнем только ухудшило дело. Они выглядели такими нелепыми, брызгая бульоном в огонь. Внезапно вообще все показалось ужасно, невозможно смешным. Не-Трисс молча начала покачиваться туда-сюда, к глазам подступила паутина слез. Она зажала рот руками, но ее до краев наполнял смех, и ее небольшое тельце ничего не могло поделать, чтобы с ним справиться. Он рос, рос, рос, и оставалась лишь секунда до того, как он вырвется наружу, и она боялась, что это не ее смех, не ее веселье стремится на свободу.

И потом из нее полился Смех. Не-Трисс каталась по скамье, и в ее смехе слышались треск и шорох леса, колеблемого сильным ветром. Она смеялась, пока не задрожали окна и не затрепетали языки огня в камине. Из ее рта вырвались слова, но они не принадлежали ей, да и этот голос нельзя было принять за человеческий:

Мы — листья. Лесное устлали мы лоно
Задолго до Лондона и Вавилона.
А видим впервые безумство такое —
В яичных скорлупках готовить жаркое.[9]

Дот неподвижно стояла с застывшим, ничего не выражающим лицом, наблюдая за Не-Трисс, пока ее шумное веселье не утихло. Потом она посмотрела на дверь, и ее лицо внезапно стало юным и неуверенным.

— Этого достаточно? — спросила она на удивление почтительным тоном.

— Благодарю, Дот, более чем достаточно, — сказал портной мистер Грейс.

Он стоял прямо в дверном проеме, а в шаге за его спиной Не-Трисс увидела объятых ужасом родителей. Дот собрала кухонные ножи, бросила на Не-Трисс взгляд, в котором читались едва скрываемые страх и отвращение, и поспешила к выходу. Она торопливо протолкалась мимо Кресчентов и исчезла.

— Скорлупки вместо кастрюль, — произнес мистер Грейс, медленно и осторожно продвигаясь в глубь кухни. — По каким-то причинам они никогда не подводят. Это зрелище всегда заставляет их так хохотать, что они выдают себя. — Он вздохнул. — Я обещал вам доказательство, друзья мои. Теперь вы убедились: это не ваш ребенок.

Не-Трисс тяжело дышала, но воздух в ее легкие словно не набирался. Под ногами были каменные плиты, но ей казалось, что она проваливается.