Песня любви

—Этим ты полностью обязан собственному рту! — выкрикнула она. — Но вне зависимости от того, заслуживал ты это или нет, то было дело рук Уоррена. А не Бойда и не Дрю. Они пошли против собственного брата, чтобы тебе помочь, прекрасно сознавая, что он до полусмерти их изобьет, если узнает об этом.

—Я не слабоумный, дитя мое. Нет необходимости рассказывать, что они сделали. Почему, на твой взгляд, я удержался от того, чтобы свернуть им шею?

—О, как это мило. И подумать только, я еще недоумевала, что здесь делаю. Мне следовало сообразить, что это лишь еще один удар по моим братьям, поскольку ты не имел возможности там остаться, чтобы причинить им еще какой-нибудь серьезный ущерб. Так ведь, а? Увезти меня с собой — прекрасная месть, тебе ведь известно, что братья от волнения с ума сойдут.

— Совершенно верно!

Она не обратила внимания, что краска залила его лицо и шею — явное свидетельство того, что ее догадка вдвое усилила его ярость и предопределила его ответ. Она услышала лишь ответ, прозвучавший погребальным звоном над ее последней надеждой, за которую — хотя бы в этом и не призналась — она цеплялась.

Именно боль толкнула ее на ответный укол:

—Что еще можно ожидать от английского лорда, карибского пирата!

—Мне неприятно тебе, ведьмочка, указывать, но это не синонимы.

—Для меня — синонимы! О, Господи, и подумать только — у меня должен быть от него ребенок.

—Черта с два! Пальцем больше к тебе не притронусь!

Она отступала назад, когда до него донеслось:

—Да тебе и не придется, тупица!

Джеймсу показалось, что его резанули ножом или что его в зад ударил бешеный мул, чего, как он подумал, в тот момент и заслуживал.

Однако его реакция Джорджину ни в малейшей мере не интересовала. Глубоко возмущенная, она вылетела за дверь, хлопнув ею, что помешало ей услышать некое хмыканье, вскоре превратившееся в довольное посмеивание.

Он нашел ее спустя полчаса на камбузе, где, имея в качестве слушателей Шона О'Шона и его помощников, она разражалась гневной тирадой в адрес мужчин вообще, и Джеймса Мэлори в честности. Учитывая, что, по слухам, их Джорджи, хотя и вновь одетая в штаны (на сей раз взятые взаймы), теперь капитанская супруга, они не были склонны отрицать что-либо, чем она желала с ними поделиться.

Несколько мгновений Джеймс слушал ее, прежде чем прервал, услышав, что его именуют упрямым ослом, безмозглым волом и кирпичной стеной, причем все говорилось на одном дыхании. Кирпичная стена? Какие же немыслимые сравнения выдумывают эти американцы.

—Хотелось бы перемолвиться с тобой словечком, Джордж, если не возражаешь.

—Возражаю.

Говоря это, она не посмотрела на него. В сущности, он лишь отметил, что от его слов у нее лишь спина напряглась. Вежливый подход, видимо, не годился.

Если бы Джорджина увидела появившуюся на его лице улыбку, она бы назвала ее дьявольской, однако поскольку она не глядела на него, лишь остальные присутствовавшие заметили ее; в тот же момент подойдя к ней сзади, он поднял ее с бочки, на которой она расположилась.

—Извините нас, джентльмены, однако в последнее время Джордж манкирует своими обязанностями, — проговорил Джеймс, держа ее горизонтально и унося в том положении, с которым она уже была знакома.

—Вам бы следовало обуздывать ваши варварские привычки, капитан, — с гневом сказала она, по опыту зная, что не сможет заставить его опустить ее на пол, пока он сам этого не захочет. — Но воспитание ведь дает о себе знать, не так ли?

—Мы доберемся быстрее, если ты заткнешься, Джордж.

Некая шутливость его тона, отмеченная ею, буквально оглушила ее, заставила утратить дар речи. Господи, да что забавного он находил в нынешней ситуации, когда они относились друг к другу с презрением? А менее часа назад он напоминал огнедышащего дракона. Но что тут говорить — англичанин. Какие еще требуются объяснения?

—Доберемся быстрее куда? — требовательно проговорила она. — И какими такими обязанностями я манкирую? Следует ли мне напомнить тебе, что я уже не юнга?

—Я прекрасно знаю, кто ты сейчас, девочка моя. И хотя я слова доброго не скажу о супружестве, оно имеет одно небольшое достоинство, на которое даже я не смог бы пожаловаться.

Ей потребовалось секунд пять, чтобы переварить услышанное. Затем последовал фейерверк:

—Ты что, с ума сошел или просто приступ старческого маразма? Я отчетливо слышала, как ты оповестил меня, а также весь корабль, что больше меня пальцем не тронешь! У меня есть свидетели!

—Весь корабль?

—Ты сообщил об этом достаточно громко.

—Значит, солгал.

—Вот так, просто? Солгал? Тогда у меня для тебя есть новости...

—Как ты себя ведешь, Джордж? Это твое пристрастие вытаскивать наше грязное белье...

—Я еще не то сделаю, ты, гунявый вол. — Тут, в конце концов, она заметила, что вслед им раздаются смешки и хихиканье, и она понизила голос до шипящего шепота: — Только попробуй и... Ну, только попробуй, и увидишь, что будет.

—Весьма мило, дорогая, подумать о том, как сделать это более интересным, но, уверяю тебя, необходимости никакой нет.