На сей раз Джорджина не преминула бросить на него испепеляющий взгляд, однако в ответ рыжеволосый верзила лишь захихикал. Взглянув мельком на капитана, она поняла, что он все еще ожидает ответа с непроницаемым выражением лица.
—Прошу прощения, сэр, — наконец произнесла она, вкладывая в свои слова как можно больше раскаяния. — Я спал... как вы мне и велели.
Одна золотистая бровь изогнулась дугой, что, на ее взгляд, было весьма раздражающей привычкой.
—Ты только представь себе, Конни, — проговорил капитан, не отрывая от нее глаз, — он всего лишь делал то, что я ему велел. Разумеется, насколько мне помнится, спать я ему приказал здесь, вон на той кровати.
Джорджина вздрогнула.
—Я знаю, и я пытался, старался это сделать. Но я чувствовал себя слишком неуютно в... я имею в виду... Черт подери, ваша постель чересчур мягкая.
Лучше соврать, чем признаться, что единственной причиной, не позволившей ей спать там, была та, что это его кровать.
—Значит, тебе не по нраву моя постель?
Первый помощник покатывался со смеху, хотя ей было совершенно непонятно, с чего бы это. А эта капитанская бровь, так ее раздражавшая, поползла еще выше. Неужели в его глазах появилась какая-то веселость? Она бы должна была почувствовать облегчение. Вместо этого она ощутила, что сделалась предметом насмешек, причем вовсе не понятных, и ей было в тягость оказаться источником некоего развлечения, природа коего ей не ясна.
Терпение, Джорджина. Безразличие. Помимо Томаса, ты единственная из Эндерсонов со спокойным характером. Все так говорят.
—Нет сомнения, что кровать ваша, сэр, хороша, лучшая, какая только возможно, если вы предпочитаете спать на мягком. Сам я предпочитаю нечто более жесткое, так что...
Она осеклась, нахмурившись, а первый помощник буквально лопался от хохота. Похоже, Джеймс Мэлори чем-то поперхнулся, поскольку согнулся в своем кресле, не в силах откашляться. Она чуть не потребовала, чтобы Шарп объяснил, что такого смешного он нашел в ее словах на сей раз, однако поднос становилось держать все труднее и труднее. Поскольку же, не думая об этом, они вынуждали ее стоять с ним в руках, изыскивая объяснения своему опозданию, она предпочла покончить с этой темой.
—Итак, — продолжила она, бросив это слово нарочито резко, дабы привлечь их внимание, — я намеревался забрать свой гамак, что вы мне и велели сделать. Но идя на полубак, я как бы... я встретил моего брата, который хотел переброситься со мной словом.
—Яростно отчитал, да? И это все? Ему чего хотелось — крови?
—На самом деле я получил несколько пощечин. От них у меня даже уши распухли вдвое.
—Неужто? Значит, меня избавили от необходимости сделать то же самое? Так, что ли? — Но затем более мягким тоном добавил: — Сильно болят, Джорджи?
—Даже очень, — огрызнулась она. — Хотите посмотреть, как это выглядит?
—Ты собираешься показать мне свои торчащие уши, парень? Я польщен, в самом деле польщен.
Вид ее стал еще более сердитым.
—Вряд ли стоит быть польщенным, потому что показывать их я вам не стану. Вам придется принять это на веру. Я знаю, что вам, капитан, все это кажется очень забавным, но вы не стали бы так веселиться, если бы вас кто-нибудь отлупил по щекам.
—Ну, меня-то лупили бесчисленное количество раз... до тех пор, пока я не научился сдачи давать. Был бы рад показать тебе, как.
—Что как?
—Как постоять за себя, мой мальчик.
—Постоять за себя... против моего родного брата? — Тон, которым это прозвучало, говорил, что для нее это немыслимо.
—Против брата или любого, кто тебе досаждает.
Сузив глаза, она с подозрением посмотрела на него.
—Вы видели, что произошло, да?
—Я не имею ни малейшего представления о том, в чем ты, кажется, меня обвиняешь. Скажи мне лучше, хочешь ты получить уроки кулачного боя?
От нелепости этого предложения она едва не покатилась со смеху. Она едва не дала утвердительный ответ, поскольку такое действительно полезно освоить, по крайней мере, для ее нынешней жизни на этом корабле. Однако такие уроки будут означать, что ей с ним придется проводить еще больше времени.
—Нет, сэр, благодарю вас. Я сам справлюсь со своими проблемами.
Он пожал плечами.
—Как хочешь. Но вот что, Джорджи, когда я тебе в следующий раз велю что-то сделать, постарайся сделать именно это, а не то, что тебе заблагорассудится. И если еще раз ты причинишь мне неудобство тем, что заставишь меня беспокоиться, не свалился ли ты за борт, разрази меня гром, если я не засажу тебя в эту каюту на все время.