Джэйгэ смотрел в окно на плачущие серые облака, на унылые, склоненные к земле деревья с бесцветными листьями, на поникшую, умирающую траву и могильную грязь по краям дороги. Туман бродил по запустелым полям и поднимался на взгорья, гулял в сырых падях. Нудил равнодушный дождь и равнодушным был серый мир. Серыми были и полевые цветы.
И вдруг Джэйгэ понял, что никогда больше не увидит ничего другого…
Никогда больше в его мире не будет красок – без Сююрин. Никогда больше он не взглянет в ее белые глаза, не увидит ее вьющихся среди сладких яблонь волос и ее мягкую, несколько смущенную, но всё же насмешливую улыбку, не увидит ее притворную холодность, не увидит, как она обернется, чтобы в последний раз посмотреть на него – единственного человека, что тянулся к ней все эти мучительные годы. Он больше ничего не увидит. И если случится так, что она будет стоять рядом с ним, будет прижиматься теплым плечом к его истерзанному телу – он всё равно не увидит ее. Его мир будет серым и дождливым всегда.
– Что ты думаешь? – спросила Кюимеи. – Зачем бежишь за ней? Когда догонишь ее – ты умрешь!..
– Ты говоришь с иэзи, лисица, – сердито прошептал Джэйгэ, – ты слушаешь хаасанов и водишься с абааса. Но что ты знаешь о людях? Сколько у тебя мыслей? Откуда тебе знать, как любить человека? Любить сильнее страха смерти! Моя жизнь – Сююрин. Если я буду не с ней – пускай меня не будет нигде.
– Может быть, глаза можно излечить? – осторожно поинтересовалась Шантари.
– Нельзя, – ответила Кюимеи. – Старые не молодеют, и реки не текут вспять.
– А что там была за птица? Такой интересный скелет…
– Это Устыыр.
– Что?! – воскликнули Сардан и Ашаяти одновременно. – Как Устыыр? Он стал птицей?
– Не птицей, не зверем. Устыыр исчез, он не человек больше. Не иэзи. Он земля под ногами, облака над головой. Он мокрые листы здешних деревьев и волны на реке. Шаманы называют эту птицу хаыршах. Каждый шаман связан с хаыршах через иэзи его сущности, связан с сущностями Верхнего и Нижнего Миров, как связаны цветы в поле и муравьи на деревьях. Когда умирает шаман – умирает тело. И если шамана хоронят должным образом, то иэзи его тела перемещаются в хаыршах и позволяют птице странствовать между мирами. Часть сущности Устыыра живет в хаыршах.
– Что это значит? Сознание Устыыра передалось птице?
– Нет, Устыыр мертв, но часть его побуждений Среднего Мира, часть его стремлений и сущности вместе с иэзи стали частью хаыршах. Эта птица состоит из сущностей многих шаманов. Сущности и силы могущественных шаманов далекого прошлого и будущего стали частью хаыршах. Их мысли владеют теперь птицей. Мысли травы и кустов, мысли гор и морей, мысли всего, к чему вы можете прикоснуться руками и всего, к чему не можете. Это чудовищное создание.
– Это для меня как книжки читать, – заявила Ашаяти. – Я ничего не поняла.
– Много людей погибнет, когда ведомый страстью Устыыра хаыршах заберет тангыыр. Если не вообще все.
– Вот это друзья у вас, – сказала Шантари. – Кто такой этот Устыыр? У него зуб болит? Встал не с той ноги и хочется кого-нибудь убить? Хотя и у меня такое бывает…
– Я не могу знать желаний Устыыра. Я видела его лишь несколько раз и никогда не говорила ему слов. Никому не ведомы мысли шамана, но каждый из нас томим одной жаждой. Каждый шаман имеет мысль, которой нет у других. Вы должны знать это. Шаманы – не люди. Часть нашего тела и нашей сущности – иэзи. И эти иэзи, как мы наполовину они, так и они наполовину мы. Наполовину люди. Через иэзи мы чувствуем Средний Мир, мы слышим и видим Нижний и Верхний Миры. Камланием мы обращаемся к иэзи всех миров и ко всему живущему, ко всему умершему и не родившемуся. Мы люди Среднего Мира лишь наполовину. Потому нас нельзя победить, и потому наша жизнь соткана нитью страданий. Наша жизнь – кровоточащая рана в том месте, где нет второй половины. Мы разорваны на части. Мы живем в Среднем Мире, и в Нижнем Мире, и Верхнем одновременно, мы повсюду, как деревья, с которых ветер сорвал листья и разметал по свету. И наши раны болят. Они болят каждый миг нашей жизни. Каждый вздох шамана несет ему страшную боль. И чем больше иэзи нас окружает – тем сильнее, тем невыносимее страдания. Когда иэзи слишком много, боль может забрать у шамана разум. В Ооюте такие поля есть и такие рощи, ущелья и селения – куда не зайти ни одному шаману. Иэзи живут в таких местах. И если шаман прикоснется к ним, то умрет от боли. Иэзи – часть нашей сущности и наша сила. Благодаря им нас боятся, превозносят и презирают. И они – наше проклятие. Иэзи обрекают нас на вечные страдания. И мертвым шаманам не найти покоя. Все три мира ненавидят нас. И мы не принадлежим ни одному из них. Все три мира разрывают нас на части. Мы повсюду – и нигде. Тангыыр может это изменить, может избавить шаманов от проклятия.
– Как? – спросил Сардан. – Чего хотел Устыыр? Подчинить духов? Стать королем шаманов?