Торвальд покинул дом араба сразу по возвращении с похорон, чтобы встретить «Валькирию» и перехватить Орнольфа. Если большой лысый варяг отправится сразу в дом Абдул-Азиза, тут же возникнет вопрос о переходе Рики в ислам, и петля на ее шее затянется неотвратимо. Рика попыталась сопровождать отца в гавань, но Тарик остановил ее у входных дверей.
— Хозяин считает, что вам следует какое-то время пребывать в уединении, — сообщил ей евнух Султаны. — Горевать лучше без посторонних. Он также просил вас воздержаться от верховой езды, чем вы активно занимались в последнее время. Если вы желаете получше узнать наши обычаи, то Аль-Амин обязан был объяснить вам, что такое поведение является неподобающим.
Стоявший рядом Аль-Амин возмущенно насупился при такой обидной оценке поведения его госпожи.
— По приказу хозяина, если вы захотите посетить город, вам следует перемещаться в закрытых носилках или в экипаже с возницей. — Улыбка Тарика при этом была фальшиво подобострастной. — Я считаюсь весьма умелым возничим, и моя госпожа предлагает вам воспользоваться моими услугами.
Рика подумала, что скорее позволит себе сотрудничать со змеей.
Торвальд обнял ее и прошептал:
— Не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем, — и с робкой улыбкой на губах добавил: — Дочка!
Ранее он не осмеливался ее так называть.
Рика с Аль-Амином удалились в свои покои, которые с этого момента стали для нее тюрьмой. Время от времени она выглядывала в окно, пытаясь увидеть отца или Бьорна.
Отца… Странно было называть его так. Выполняя предсмертную просьбу Хельги, она помирилась с этим старым человеком.
Торвальд закрыл лицо руками и заплакал.
— Как ты можешь простить старого дурака? Я никогда себя не прощу.
— Но я прощаю, — уверила его Рика, вытирая собственные слезы. Хельга была права. Эта давняя ранка на сердце теперь наконец зажила. Образ Магнуса не поблек, но Рика осознала, что в ее сердце есть место и для этого человека.
Солнце уже садилось, когда она увидела, что Торвальд вернулся.
— Аль-Амин, пойди на конюшню и выясни, что удалось узнать моему отцу.
— Госпожа, я не оставлю вас одну.
— Я запру дверь на засов и не пущу никого, кроме тебя, — пообещала она.
Однако все время до его возвращения она тревожно металась по комнате. Сердитым шепотом Аль-Амин пересказал ей план, придуманный Бьорном, чтобы вывести их из дома Абдул-Азиза.
— Но мне этот план не нравится, госпожа, он очень опасен, — с грустью заметил евнух.
— Бьорн прав. Мы должны уходить поодиночке, — возражала она. — Если мы попытаемся уйти все вместе, это точно вызовет бурю. Нет иного безопасного способа выбраться отсюда всем.
Аль-Амин напряженно выпрямился.
— Тогда я пойду после всех, госпожа.
— Нет, — строго сказала Рика, — так Абдул-Азиз догадается, что именно ты помог мне сбежать.
За время, проведенное в обществе араба, она поняла, что он может быть обаятельным, но под его лощеной внешностью скрывается страшная жестокость. Гнев его будет ужасен.
— Я не оставлю вас одну, — настаивал Аль-Амин. — Как я могу доверить заботу о вас этому дикарю?
— Этот дикарь заботился о моей безопасности на протяжении долгого и трудного пути сюда, — успокаивала его Рика.
Она вспомнила, как Бьорн прыгнул за ней в Аэфор. Что бы ни случилось, он поможет ей освободиться. И если их план провалится, она умрет вместе с ним. Этого ей было достаточно.
Через некоторое время она увидела, как Аль-Амин и маленький священник повели ее лошадь к большим двустворчатым воротам.
— Моя госпожа решила продать ее, так как хозяину не нравится, что она ездит верхом, — объяснил он Тарику, продолжавшему охранять вход. — Если ты не позволишь нам пройти сейчас, то торговцы лошадьми закроют свои дворы и на ночь напьются.
— И чтобы продать одну лошадь, вам нужно идти вдвоем?
Аль-Амин закатил глаза.
— Как ты знаешь, я наездник, а не конюх. И день, когда я начну сгребать на улице навоз, станет для меня последним, — жеманно проговорил он.
Тарик засмеялся и распахнул широкие ворота. Аль-Амин танцующей походкой прошел мимо евнуха Султаны. Доминик вышел за ним с мерином.
— Двое выбрались, — прошептала Рика. — Остались трое.
С наступлением сумерек мальчишки на улице подняли крик, предлагая за небольшую плату освещать дорогу благородным господам. Рика услышала, как Торвальд на ломаном греческом подозвал одного из них. Она выглянула в окно вовремя и увидела, как отец проскользнул наружу, после чего Тарик запер за ним высокую двустворчатую дверь. При этом Рика, прячась за занавеской, не пропустила злобный взгляд, который он бросил на ее окно.
— Трое выбрались, — тихо произнесла она.
— Рика, может быть, поешь? — уговаривал ее Абдул из-за дверей комнаты.
— Не сегодня. — Она прислонилась к косяку. Сердце ее бешено билось. — Таков обычай моего народа. Я должна поститься в память усопшей подруги. — Несмотря на поучения Магнуса, ложь легко слетела с ее языка. На самом деле поминки на севере были как раз поводом как следует напиться и наесться. Пиршество и пьянство считались более подходящим для провожания, чем пост. — Ты должен простить мне это краткое отсутствие.