После этих слов я покинул палату Эриха Бэля и продолжил обход».
Директор улыбнулся, отложил в сторону историю болезни пациента и взял в руки телефонную трубку.
– Доктор Стенли, вызовите немедленно ко мне в кабинет доктора Кана.
Заместитель лишь коротко ответил: «Да», так как был зол и сердит на свое начальство за серьезное обвинение.
Спустя пять минут в кабинет пожаловал доктор Кан. Высокий, худощавый человек с болезненным лицом, на котором отсутствовала растительность и решительность. Цвет глаз доктора Кана сложно было разобрать в темноте, но, судя по всему, они были темные.
– Здравствуйте, директор. Вызывали?
– Да.
Если бы в кабинете директора стоял второй стул, то он бы любезно попросил вошедшего гостя на него присесть. Но стула в этой комнате не было, и засиживаться в кабинете директора было попросту невозможно. Только если – застаиваться.
– Вы слышали о сегодняшнем происшествии?
– Конечно, директор. Все доктора только об этом и говорят весь день. Согласитесь, ведь такие случаи в нашей больнице нечасты.
– Вы догадываетесь, по какому поводу я вас вызвал, доктор Кан?
– Разумеется. Я – бывший лечащий врач Эриха Бэля.
– Что вы можете мне сказать о пациенте? Почему он покончил с собой?
– Может быть, Ремарк на него так подействовал, – засмеялся доктор Кан, а затем уловил серьезность на лице директора, и улыбка сошла с его лица. – Представления не имею. Этот человек категорически не мог покончить жизнь самоубийством, – решительно заявил нерешительный человек.
– Вы так смело об этом говорите? – директор просветлел от слов доктора Кана, насупившиеся брови расслабились, и напряжение вмиг сошло с его лица. – Почему?
– Я наблюдал своего пациента на протяжении всего срока его пребывания здесь. Я более чем уверен, что Эрих Бэль, впечатлительный человек, который запросто мог потерять сознание от вида капли крови, от катастрофической непереносимости сигаретного дыма и любой агрессии, направленной в его сторону, не мог выброситься из окна своей палаты.
– Вы с кем-либо делились своими мыслями?
– Нет, директор. Я ношу их целый день при себе и жду, когда меня спросят.
– Если спросят, доктор Кан, то ответьте, что ваш пациент мог покончить с собой из-за отсутствия тяги к жизни. Вам понятно?
– Да, – как-то сразу и без лишних возражений согласился доктор, словно этого только и ждал.
– Благодарю. А что вы мне скажете по поводу глубоких порезов, предположительно лезвием от станка, на руке Эриха Бэля?
Доктора Кана подобное заявление привело в замешательство.
– Я два дня назад лично проводил осмотр Эриха Бэля. Никаких порезов не было. Я написал об этом в отчете, директор…
– Да, я сейчас изучаю ваши труды.
Директор снова пригубил свою сладкую подругу, пленником которой он был, сделав глубокую затяжку. Самое забавное, что и в эту прекрасную секунду, когда дым нежно обволакивал его горло, директор не думал ни о чем. А лишь жадно глотал пепельного цвета воздух.
– Вы хотите мне сказать, что Эрих пытался покончить с собой еще до того, как выпал из окна? – доктор Кан употребил слово «выпал», так как категорически отказывался верить в то, что его пациент мог выпрыгнуть. Скорее, нечаянно выпасть…
– Так говорят факты, доктор Кан, – а затем директор сменил тему разговора: – Как вы думаете, кто мог прийти к Эриху Бэлю в палату и спокойно в ней курить? Вернее, кому он позволял это делать?
– Никому, директор. Абсолютно в этом уверен. Если от доктора пахло табаком, пациент всегда делал замечание по этому поводу и жаловался на внезапный приступ тошноты. Никто не мог зайти в его палату и спокойно при нем закурить. Было бы криков столько, что даже вы в своем кабинете их услышали бы, директор. А что?
– В его палате сегодня было накурено, поэтому я вас и спросил.
– Не может быть. Наверное, полицейские накурили там, когда все осматривали?
– Нет. Было накурено до них, – спокойно ответил директор и сделал затяжку.
– Вот это новости… Но кому понадобилось убивать Эриха Бэля, бесхарактерного и хлипкого человека? Докторам? Пациентам? Это же смешно… – без капли веселья в голосе сказал доктор Кан.
– Отсутствие мотива не исключает убийства. Верно?
– Конечно… – почему-то сказал врач неуверенно, с долей сомнения в голосе. – Но, может быть, это не убийство, директор. Вдруг он действительно выпрыгнул из окна сам, без чьей-либо помощи? Вероятно, он залез на подоконник, чтобы…
– Чтобы что?
– Посмотреть на небо, как вариант.
– А разве на небо нельзя посмотреть, стоя у окна или лежа на кровати? Зачем залезать на подоконник?
Директор в глубине души смеялся, но лицо его оставалось каменным, безэмоциональным. Его веселил тот факт, что стоило произнести вслух слово «убийство», как решительный настрой доктора Кана в ту же секунду иссяк.
Боятся почему-то люди слова «убийство». Оно сразу же обязывает их нести ответственность за каждую сказанную ими букву, словно они начинают давать показания под присягой.