Песня моей души

Шутит, должно быть. А впрочем, даже если она мне не друг, а только издевается, не важно. Иногда слова могут менять судьбу. Даже я могу что-либо изменить. И эти мысли вселяют в меня надежду! Что ж, я ещё поборюсь! Я не сдамся просто так! Даже если моя мечта наивная и глупая, я постараюсь придумать что-нибудь ещё. Пока жива, могу что-либо изменить.

А над Черноречьем медленно распускалась заря. Как и в моей душе: сейчас состояние мира и моей души совпали, рождая причудливую мелодию надежды. И я больше не боялась этого волнующего сладкого чувства.

– Алина, ты куда? Нам же лучше никуда не выходить! – всполошилась моя юная подруга, когда я закончила укладывать волосы и уверенно устремилась к двери, ведущей в коридор.

Во дворцовом саду царило оживление: там прогуливались около десятка придворных дам, довольно-таки цветущих, не смотря на недавний переворот и исчезновение своего короля. Я подошла к ним и, прикидываясь равной по статусу, небрежно завела разговор. Моя персона, им незнакомая, заинтересовала скучающих аристократок. На вопрос о себе я ответила многозначительной улыбкой, чем ещё больше разогрела их интерес. Они решили, что моё дружелюбие вызвано равным положением, поэтому охотно – или то была ловушка – начали болтать о всяких пустяках. Разумеется, я попробовала навести разговор на интересующую меня тему. После разговора со вторым принцем и приоткрывшегося кусочка моих способностей, я была восторженна и полна сил для продолжения борьбы за перемирие. Одна баронесса неожиданно поддалась на мою уловку и призналась:

– Было бы хорошо, не устраивай мужчины эту глупую вражду!

– И мы бы не познали этих ужасов войны! – грустно поддакнула я.

– Ах, какие ужасы! Что вы! – возмутилась женщина. – К счастью, мужчины куда более увлечены перерезанием глоток друг другу, чем нанесением вреда нам. Мне досаждает другое: мы в состоянии войны с Новодальем, а у них делают такие изумительные серебряные вещицы! Мне досталась одна подвеска с цепочкой от бабушки. Вы не поверите, это чудо! Самое настоящее чудо! Лучше и изящней бывают только эльфийские украшения! Если бы их ещё было так легко достать… – она вздохнула так тяжело, словно потеряла из-за войны всех своих родственников. – И вот теперь по глупости этих мужчин у меня нет возможности приобрести что-нибудь из новодальских украшений! Разумеется, существуют купцы, они с радостью привезут мне что-нибудь милое, за большие деньги, но ведь мой муж воспримет новодальскую обновку как измену родине! Ах, как это всё печально, право слово!

От такого хода мыслей половина моего энтузиазма улетучилась. Добило меня восклицание самой юной из аристократок:

– А по мне так и не надо никаких вещей от этих мерзавцев! Да подари мне хоть целый воз прелестных новодальских украшений – я бы их выкинула в сточную канаву! Из-за того что новодальцы враждуют с чернореченцами, мои муж, отец, дед и братья все деньги стремятся потратить на вооружение, так что мне приходится довольствоваться только одним новым нарядом в неделю!

Из шквала последующих комментариев я поняла, что часть аристократок люто ненавидит новодальцев и светопольцев, из патриотизма или за гибель родственников, или испытывает «тяжёлые лишения» вроде необходимости наряжаться менее пышно. О бедах простого народа эти дурочки не задумывались. Те, кто овдовел или разорился из-за войн, сидели по домам, а у этих ещё хватало средств на развлеченье, так что им до бед простого народа дела нет.

Ещё с четверть часа в компании этих дурочек меня вывела из себя. Моё вдохновение резко умерилось. Я уже начала подумывать, как бы от них сбежать и как больше с ними не пересекаться, а они вцепились в меня, таинственную незнакомку в скромном наряде, и никак не желали отпускать. Потом одна из них со скуки – это было основное мучение для большинства из этих разряженных аристократок – затеяла кормить голубей. На оживление других птиц прилетел ещё один голубь, белоснежный и прекрасный. Он сидел на одной из верхних веток старого дуба, намного выше других голубей, и посматривал вниз с необычайным достоинством, словно был самым настоящим голубиным королём.

– Ой, вот бы такой у меня жил в клетке! – ахнула совсем ещё молодая девица.

– А я бы из него пирог сделала для моего мужа. У меня муж особенный, так что и еда у него должна быть лучше обычной, – надменно заявила миловидная дама лет тридцати.

Меня от такого кощунства – засадить эту чистую, невинную красоту в клетку или убить ради одного пирога – передёрнуло. Стало жаль, что красивое не вызывает у местных никаких иных чувств кроме как уничтожить ради своей прихоти или подчинить себе, что тоже, в общем-то, равно его гибели.

Птица изящно взмыла в воздух, долго летала над аристократками, не решаясь спуститься к угощению. Может, разглядела острую заколку, которую молоденькая дама вытащила из причёски. Теперь жестокая женщина с холодным интересом смотрела на птицу.

Не лети сюда! Не надо!

Умоляюще подняла к нему руку, будто он мог меня понять.