Песня моей души

– Да какое ещё тепло? Какое заклинание она прочла, чтобы вы дерзнули не повиноваться мне? Плевать на все заклинания! Расправлюсь с каждым, кто придёт от моих врагов!

Поспешно вскакиваю.

Мы стоим вдвоём. Вместе стоим за одну мечту. Она и светящееся море. Я и сияющие искры. От каждой капли моря, от каждой искры идёт тепло. Это тепло ощущает душа, но не тело. Да, она – необычная сила.

– Это ты повлияла на них? – прозвучал мой вопрос в окружившей тишине.

– Я помогла вспыхнуть в них их свету. У молодого стражника оказалось чуть больше света, чем у короля и других.

– Надолго ли вспыхнул в их душах свет?

– Ненадолго. Они не ждут этот свет. Зато он сияет в твоей душе. Береги свет своей души. Тогда сможешь помочь и им. Они тебя не ждали. Они не ждали меня и мою силу. Но мы всё-таки пришли, чтобы кое-что изменить.

– Твои глаза… сияют! – изумлённо выдохнул король.

Значит, люди видят её, когда её сила отражается во мне, видят её свет! Как бы мне хотелось суметь исполнить нашу с ней мечту, как бы хотелось объяснить этим людям, что я желаю помочь той больной девочке!

Робко попросила:

– Отпустите Цветану со мной. Мне нет дела до интриг ваших врагов. Я – всего лишь целитель.

Долгое ожидание ответа. Задумчивое лицо короля. Я могу так много и одновременно так мало. Но что же делать?..

Добавила, вспомнив слова Мирионы:

– Может, вы не знаете, но мой дар таков: я потеряю его, если буду убивать или гадить кому-то, – на руки свои посмотрела грустно. – А мне нравится исцелять других. Я свой дар терять не хочу. Видеть улыбки выздоровевших – это самое лучшее, что в моей жизни было.

– Так зачем трава тебе, если ты – целительница? – проворчал Вадимир. – Целители известны тем, что лечат лишь касаниями рук. Тем более, к самому Связьгороду тащить её хочешь!

«Лечат-то лечат, но руки срубленные даже целители не прирастят, – торопливо подсказал мир, голос как будто из-за окна шёл. – Тем более, тело у девочки очень слабое. Дара целительского не хватит одного. Очень малое влияние будет, недолго. Надо тело очищать и укреплять травами, долго. Может быть, помогут только травы, но их надо свежих и много. А травы очень редкие. Абы где не растут»

Я королю ворогов слова мира пересказала. Он призадумался. И воины выжидали, более не двигаясь вперёд.

Вадимир вдруг согласился. Мол, иной надежды, кроме как на мою «затею бредовую» не было. И, мол, ему оставалось только положиться на мои слова, что я имею дар, только если спасаю людей, только если лечу их, а дар – мне дорог.

Король приказал Станиславу сопровождать меня и юную графиню. Тот, шумно выдохнув, кивнул. Вадимир даже дал воину карту Черноречья и серебряные монеты. Доброго пути пожелал, но с какою-то странною улыбкой. Возможно, он не ждал нашего возвращения. То ли желал избавиться от бедной родственницы, то ли побаивался меня.

Итак, у меня могла появиться ещё одна возможность высказать кому-то из трёх королей то, что думала о необходимости примирения. Нужно было сохранить её и использовать. Тем более, так случайно и удобно всё сложилось. Или…

«Да, я думала о том, не пригодится ли тебе болезнь Цветаны» – чуть погодя признался мир.

Значит, ты не просто так меня сюда отправил? Что ж, спасибо за помощь!

«Ты ещё почти ничего не сделала пока»

И верно.

Как опять встретиться с Ростиславом и переубедить его, буду думать потом. Сначала постараюсь вылечить Цветану. Мне действительно хочется ей помочь, ведь она не виновата, что она родилась родственницей этого подлеца. Дети ни в чём не виноваты: они рождаются, где рождаются.

Вопреки моим ожиданиям, путь оказался довольно-таки приятен. Станислав кроме оружия тащил ещё некоторые вещи и еду. В трактирах снимал на ночь самые чистые комнаты. Конечно, старался мужчина для одной только графини. Ему самому, как мне казалось, было всё равно, чего лежит перед ним на тарелке: ароматный пирог или чёрствый кусок хлеба. О моём удобстве, разумеется, воин вообще не заботился. Но Цветана требовала, чтобы её «спасительнице были приличные комнаты».

Девочка сначала робко жалась ко мне и испуганно поглядывала на встречающихся людей, затем осмелела, начала иногда улыбаться и болтать со мной о всякой всячине. Станислав почти ничего не говорил и, судя по его лицу, ничуть от этого не страдал. Первый раз обратился ко мне, когда мы подошли к опушке леса, соприкасавшегося с лесом Черноречья:

– И как ты собираешься обойти наших врагов?