Песня моряка

Он забрался на койку, устроился, оперевшись на гудящую переборку, и быстро просмотрел все шестнадцать страниц от заголовков передовиц до рекламы в конце. Он с огорчением обнаружил, что пропустил заседание Совета по сохранению окружающей среды, проводившееся раз в два месяца, уже не говоря о пикнике Пятидесятников. Дойдя до конца, он вернулся к началу и, нахмурившись, стал подробно изучать отдельные статьи, словно они таили в себе скрытые истины. Целый час сосредоточенного внимания он потратил на передовицу Вейна Альтенхоффена, посвященную тирании большинства. Альтенхоффен в очередной раз клеймил политику администрации в Чили, называя ее «очередным поворотом в сторону гигантомании, совершаемым безумным Ахавом, стоящим у кормила нашего бедного государства». И то, что девяносто два процента американцев поддержали аннексию, лишь подбавляло жару Альтенхоффену. «Полтора века тому назад французский философ Алексис де Токвилль в своей „Американской Демократии“ предупреждал мир о том, что власть непросвещенного большинства может оказаться орудием еще большей тирании, чем самая кровожадная европейская монархия. И теперь, когда наш президент играет на самых низких инстинктах американцев, экспортируя наше национальное кредо — „Глупцы всегда правы, потому что их большинство!“ — предостережение Токвилля становится все более актуальным».

Башковитый Вейн, улыбнулся Айк, тоже мне проповедник на клиросе. Как будто он не знает, что Аляска — единственный штат, не поддерживающий республиканцев. А Квинак — город с наименьшей активностью избирателей. Чертов Квинак — вообще последнее место на континенте, которое солидаризировалось бы с большинством, — с оттенком гордости подумал Айк, а уж особенно когда речь шла о незаконных вторжениях в другой части света.

Айк прочитал о том, что проект по строительству ресторана остается непрофинансированным, что популяция тритонов таинственным образом продолжает уменьшаться, а собственность Фрэнка Ольсена выставлена на торги, после того как по прошествии шестидесяти дней он был официально признан пропавшим в море. Эти новости повергли Айка в уныние. Во-первых, он любил тритонов, а во-вторых, он вдруг со стыдом понял, что даже не знал, что старина Фрэнк исчез.

На спортивной страничке он узнал, что футбольная команда Квинакской школы не будет принимать участия в осеннем турнире, так как она не смогла заплатить налоги, а кампания по сбору средств провалилась. «Если бы каждый горожанин внес пять долларов, мы бы вывели команду на поле», —¦ с горечью констатировал тренер Джексон Адаме на пресс-конференции в связи с собственной отставкой. «Всего пять долларов, и бедные дети могли бы играть в футбол». Это тоже очень огорчило Айка. В конце статьи журналист (видимо, Альтенхоффен) намекал на то, что для того, чтобы вывести на поле 22 полевых игрока, нужны не только деньги. Количество желающих из четырех классов, набранных на новый учебный год, не превышло двадцати человек. Тут Айк совсем загрустил. Он вспомнил первый матч, на котором он был, когда только приехал в город — стадион ломился от жизнерадостных болельщиков. Куда же все подевались? Понятно, что имплантируемые контрацептивы уничтожили такое понятие, как нежелательная беременность, но ведь в любой момент можно было сделать укольчик, обеспечивающий зачатие. Количество детей в семьях не уменьшалось. Так куда же подевались учащиеся? Может, и с популяцией тритонов происходило нечто подобное?

Он читал и перечитывал газетенку весь вечер, купаясь в изматывающем чувстве вины, и корил себя за пренебрежение гражданским долгом, дошедшее почти до психопатического наплевизма по отношению ко всем, кроме собственной особы. С первыми лучами солнца он взял бинокль и поднялся на палубу, вознамерившись отныне более достойно выполнять свой гражданский долг. Эта поездка многому научила его. Он чувствовал себя Скруджем, вернувшимся домой после схватки с привидениями: он поклялся себе исправиться.

Они обошли течение Монтегю со стороны открытого моря, двигаясь почти точно на север. Они уже не придерживались паромных линий и не жались к берегу, они были готовы сразиться с морской стихией. Большая часть экипажа стояла на палубе, глядя на белые гребешки волн, с шипением проносившиеся мимо. Никто так и не переоделся с того вечера с корейцами — при такой скорости до дому оставалось совсем немного, и все хотели появиться там при полном параде.