Песня моряка

Айк не ответил. Ему пришлось съехать с дороги, чтобы обогнуть лежащую свиноматку, кормившую свой выводок. Айк давно уже заметил, что свинячьи мамаши предпочитали кормить своих детей на открытом пространстве, вероятно, из соображений безопасности. Так боровам было труднее подкрасться к визжащему помету и закусить кем-нибудь из поросят.

— Притормози! — распорядилась Алиса — этот вираж вызвал у нее еще больший приступ тошноты. — И закрой окно. Я не для того платила за кондиционер, чтобы потом нюхать свинячье дерьмо.

Айк без возражений выполнил ее пожелание. Он вернулся на дорогу, и они плавно покатили дальше в своем катафалке. Но Алиса была не в состоянии долго выносить молчание.

— Черт бы тебя побрал, Айк Соллес, вместе с твоим ханжеством! То, что ты отличаешься от остальных, еще не дает тебе права быть таким самодовольным…

— От остальных? От каких остальных?

— От остальных людей! — рявкнула Алиса. — От, мать твою, человеческих людей!

К ее полному изумлению, темная волна тошноты рассеялась, уступив место веселому головокружению. И приступ необъяснимой лихорадки показался ей вдруг смешным и забавным.

— Господи, ты бы видел себя, когда ты проснулся! Тоже мне, отшельник-оборванец! Ты когда-нибудь слышал о прачечных? Да открой же ты эти несчастные окна! Уж лучше нюхать свинячье дерьмо, чем этот образчик мужской красоты! — и, довольная своей шуткой, она аж скрючилась от хохота.

Плохо было только то, что Айк Соллес ее не понял. Она видела отражение его озабоченного лица в боковом зеркальце. Ну надо же, несчастный болван принял ее пароксизм за приступ горя!

Решил, что она плачет. Это вызвало у нее еще больший приступ веселья, и ее так затрясло, что Айк наконец сочувственно протянул ей руку. Но поскольку плечи у нее ходили ходуном, единственным местом, куда можно было опустить ладонь, оказалось ее бедро. По всему телу Алисы пробежали мурашки от этого прикосновения. Он продолжал вести машину левой рукой, не отводя глаз с дороги. Когда наконец дрожь начала отступать, Айк крепко сжал ее ногу, вероятно, имея в виду братское пожатие, и снова взялся за руль обеими руками.

— А с какой стати Кармоди куда-то отправился на моторке с Герхардтом Стебинсом? — поинтересовался он спустя некоторое время.

— Никто не знает. Николай говорит, что Стебинс слинял с какого-то приема. А Кармоди, вероятно, решил к нему присоединиться.

Если у Соллеса и были другие соображения по этому поводу, он оставил их при себе, и остальную часть пути они проделали молча.

Крыльцо клуба Дворняг было запружено пьющей пиво братией. Похоже, они решили воспользоваться выходным. Кое-кто при виде проезжавшего мимо фургона приветственно поднял банки, но Алиса не отреагировала на эти знаки уважения. Когда они свернули к берегу, она увидела, что толпа у боулинга увеличилась по крайней мере раза в три. Айк притормозил, чтобы переброситься парой слов, и Алиса отпрянула от окна.

— Не останавливайся, идиот, не останавливайся! Я что, похожа на человека, способного давать интервью? — Алиса отвернулась в сторону залива. Она знала, что глаза у нее покраснели и выглядят ужасно, судя по тому, как их резало. Да что глаза! У нее и бедро горело как в огне. Она даже боялась посмотреть на свою ногу, так как ей казалось, что на ней остался отпечаток руки Соллеса. Уже во второй раз за день она прокляла себя за то, что надела этот идиотский замшевый костюм с мини-юбкой. Можно было попросить Айка заскочить в мотель, чтобы хотя бы надеть чулки. По-быстрому, одна нога там, другая здесь. Но будь она проклята, если доставит этому негодяю такое удовольствие. В этом заключалась еще одна из ее проблем — она не только была одарена исключительно плохим вкусом, она еще всячески поощряла его в себе.

Алиса попробовала включить радио, но станции, сражавшиеся за частоты, устроили такую какофонию, что его пришлось выключить, и они снова погрузились в тишину. Соллес произнес лишь пару фраз, когда они проезжали мимо болотистой пустоши, где проживали портовые крысы. Горы шин, ящиков и пристроек с односкатными крышами были отгорожены антициклонным волнорезом, из-за которого доносился собачий лай и вой.

— А я-то все гадал, куда муниципалитет подевал всех собак, — заметил Соллес. — Надо было сразу догадаться.

Он не стал сворачивать к аэропорту. А когда впереди показался дом Кармоди, Алиса никак не могла сообразить, куда подевался ее вигвам.

— Наверное, его сдуло. Это была плоская декорация, чтобы скрыть дом, но ураган…

— Я вижу их, — перебил ее Айк, всматриваясь вперед. — Вон они, на крыльце. Я же говорил тебе.

И тут Алиса начала плакать, на этот раз по-настоящему, беспомощно сжимая подол юбки. Горячие слезы бесконтрольно катились по ее лицу, черт бы их побрал. Оставалось надеяться только на то, что отпечаток руки Соллеса, каким бы он ни был — воображаемым или нет, поблекнет к тому моменту, когда они подъедут к дому.