Испытывая чувство неловкости, сэр Байзел все же послал кого-то из своих подручных выполнять приказ графа, и весь замок пришел в движение. Алан, сгорающий со стыда, все это время стоял, затесавшись в последние ряды собравшейся толпы и не обращая внимания ни на раздававшийся кругом шепот, ни на стоявших у него по бокам Марка и Озрика.
– Если оправдание Эдольфа искренне, – продолжал тем временем граф, ожидая, пока его воля будет исполнена, – то Мэг, отвлекавшая часового от его обязанностей, виновата не меньше, чем он. Порочная девка увела его с поста, тем самым оставив Рэдвелл незащищенным на всю ночь, – и это простить невозможно.
Потрясенная такой жестокостью, Мэг без слов рухнула рядом с коленопреклоненным Эдольфом и приготовилась к самому худшему.
Тот посмотрел на нее с ненавистью.
– Это все ты, ты, блядь! Зато теперь и попляшешь за свои делишки!
Услышав столь дикое обвинение, Мэг неожиданно рванулась прямо к графу и взглянула ему в лицо с такой ненавистью, какая дается только невиновным:
– Я ни в чем не виновата!
– Но наш друг… – слова Годфри источали злобу и яд, – клянется, что ты прошлой ночью заманила его на свидание в каморку для хранения оружия, а затем, по его же словам, замкнула там на засов.
– На свидание? Его?! – Мэг, содрогнувшись от отвращения, быстро отодвинулась от обвиняемого. – Да я скорее соглашусь вытерпеть все наказания, чем улечься с ним в постель! Нет, господин, в таком я и подавно не виновата! Прошлой ночью у меня были игры позабавней. – Глаза Мэг сладко прищурились, и она с ног до головы окинула взглядом боязливо ежащегося сэра Байзела. – С дружком, что не теряет ни времени, ни сил на то, чтобы накачаться элем, а тратит их на кое-что послаще.
Алан стоял ни жив ни мертв, полыхая пламенем стыда за свою неумную шутку, и наконец не выдержал. Растолкав взрослых, он порывисто бросился к отцу.
– Сэр, заклинаю тебя честью, которая, как ты учил, для дворянина дороже всего, позволить мне признаться, что повинен во вчерашнем происшествии я!
Упоминание о чести в устах маленького сына несколько смутило графа, и злоба на его лице сменилась удивлением.
– Но каким же образом, мой мальчик? – Серые глаза блеснули глубоко спрятанной нежностью, перемешанной со страхом, и внимательно наблюдавший за графом Озрик с радостью понял, что Годфри безумно боится разоблачения утренних событий своим же собственным сыном – с одной стороны, и, с другой, – что пришло время посвятить и мальчишку в давно лелеемые им с Марком планы мести. Губы сакса скривились в холодной усмешке, и он весь превратился в слух.
– Это я заманил Эдольфа в каморку. – И в подтверждение сказанного Алан повторил все вчерашнее представление.
По зале прокатился ропот облегчения, а изображаемая так ловко девица и вовсе зашлась в грубом гоготе. Молчали лишь сам Эдольф, в глазах которого запылала черная ненависть, и граф Годфри. За веселым спектаклем, разыгрываемым сыном, он почувствовал нечто опасное и жуткое.
– Мэг твоим признанием, Алан, от наказания освобождается. Но только она. Ибо вне зависимости, была ли это твоя шутка или ее распущенность, результат тот же: Эдольф покинул вверенный ему пост. – Взгляд графа скользнул по склоненной голове виновного. – Тебя, сын, и так перенесшего тяготы заложничества, я от наказания избавляю, но Эдольфу за такой проступок прощения нет.
Толпа замерла в ожидании приговора жертве, у которой от страха ходили ходуном руки и ноги.
– Ценой его станет для начала двухнедельное заточение в донжоне на хлебе и воде, а затем над твоей головой будет сломан меч, и ты навеки покинешь стены Рэдвелла.
По толпе пролетел вздох, подобный тому легкому ветерку, что мчится по морю в предвестии бури, ибо, несмотря на то, что граф сохранил Эдольфу жизнь, он выбрал наказание куда более страшное. Человек, обесчещенный и высланный из замка своего лорда, никогда не найдет уже приюта ни у кого – как в своей земле, так и на чужбине; таким образом, отныне у Эдольфа уже не будет возможности зарабатывать себе на жизнь честным трудом, и, оставаясь формально свободным, он станет беспомощней и ничтожней любого серва, который, по крайней мере, имеет место жительства и пользуется покровительством своего лорда. В самом лучшем случае он сможет добраться до какого-нибудь большого города, где затеряется в толпе оборванцев и пополнит собой славную армию нищих.
– Так это твоих рук дело, ты, грязный подонок! – В последний раз собрав силы, Эдольф полоснул Алана взглядом, ранившим сильнее любого кинжала. – Так, клянусь телом Христовым, я еще увижу, как ты расплатишься за это, и ценой подороже моей! – И, несмотря на связанные руки и ноги, закаменевшие от многочасового стояния на коленях, бывший стражник рванулся к мальчику.
Это движение вывело из шока охранявших несчастного тюремщиков, и, бросившись на него, они повалили Эдольфа на каменный пол.
Задыхаясь под тяжестью четырех мужчин и от запаха гниющего тростника, который не меняли со времени похищения Линет, Эдольф все продолжал изрыгать проклятия, льющиеся зловонным потоком, как гной из воспалившейся раны.
Глава 10