Песня Печали (ЛП)

Порой она ненавидела их. За то, что позволили ее украсть. Она знала, что это было глупо, но это ничего не меняло. Она ненавидела их за то, что они потеряли ее, не искали ее. Или, если пытались, за то, что плохо пытались. Она ненавидела их за то, что они были чужаками для нее, и что их жизни не были связаны с ее. У нее могли быть братья и сестры, она могла быть тетей. Она ничего не знала о них и винила их в этом.

Чаще всего от мыслей о них она печалилась. Потому что выживание Раннона означало, что они не могли узнать, кем она была. Им всегда придется быть чужими, и ей нужно было убрать доказательства, что они были чем-то большим. Иначе она не освободится от Веспуса.

Но спасение Раннона того стоило. Это стоило всего.

Карета остановилась, встряхнув Печаль. Они вернулись в Зимний замок.

Она вышла за Дугреем из кареты. Никто не ждал ее. Она ждала, что хотя бы Шарон встретит ее дома. Но ступени были пустыми, и Печаль помрачнела, пока поднималась и входила в замок.

Десятки людей суетились, носили вещи для бала: охапки тафты и шелка, горы свечей для канделябров, масло для ламп. Слуги торопились с вазами, полными цветов, которые могли привезти из теплиц Меридеи. Мужчины и женщины осторожно несли подносы со стеклянной посудой, на их лицах были решимость и страх. Дугрей держался возле Печали, пока вел ее среди слуг.

Любопытство заставило ее идти за слугами, хотелось увидеть, как они изменили бальный зал. Она ожидала что-то красивое. Может, не такое волшебное, как в замке Адаварии, но раннонскую версию этого.

Когда она прибыла туда, казалось, что землетрясение встряхнуло комнату. Люстры стояли на полу, веревки свисали возле них. Слуги ножами убирали старые свечи. Столы и стулья были составлены в углу, вазы цветов выстроились вдоль стен как часовые, пыльные отпечатки ног покрывали пол. Как только они поняли, что тут был канцлер, все перестали работать, повернулись к ней и поклонились.

— Выглядит… отлично. Продолжайте, — сказала она и поспешила прочь, щеки пылали.

Шарона не было в кабинете, когда она пришла туда, но он оставил немного вещей, которые нуждались в ее одобрении. Она медленно перебрала их, прошла к окну. Ее друг-паук был там, сидел в центре паутины и ждал добычу.

«Умно», — подумала Печаль. Оставить ловушку и ждать. А Печаль безумно барахталась, чтобы не утонуть, прогоняла друзей и объединялась с врагами.

Шарон мог уже узнать, что она отсылала Иррис в Сварту. Может, потому он ее и не встретил. Может, он начал ее избегать.

Она знала, что это было глупо, но ее раздражало, что ее никто не встретил дома. Что никто не спросил, как прошла поездка, или что она видела и делала. Что она достигла или узнала, что она решила, пока каталась по Раннону. Печаль заметила свое отражение в зеркале на другой стороне комнаты, ее губы были поджаты так, что она улыбнулась.

— Канцлер две недели, а уже злишься, потому что солнце не вертится вокруг тебя, — пробормотала она.

— Простите, ваше великолепие?

Печаль вздрогнула, когда заговорил Дугрей. Она забыла, что он был там, ждал у порога. Она не привыкла к телохранителю внутри замка.

— Я… ты знаешь, где вице-канцлер? — спросила она.

— Я не… я могу кого-нибудь послать.

— Не нужно. Я тут закончила.

Дугрей шел за Печалью до ее комнат, уклоняясь от спешащих слуг. Двери в покои Иррис были закрыты, и Печаль не замирала возле них, направилась к себе. Она оставила телохранителя в гостиной и ушла в спальню.

Она сразу же открыла гардеробную и проверила проход на следы Веспуса. Она не знала, что искала, но ее одежда не была потревожена, и воздух, который окутал ее, когда она открыла потайную дверь, был прохладным и без запаха. Ни намека на растения или землю.

Она повернулась уходить и увидела это.

Темно-синий мешок висел на двери.

Печаль подняла синий бархат и увидела бледный шелк, который словно сиял, напоминая жемчужину. Ее платье для бала. Она заметила лишь кусочек, но знала, что это было что-то необычное, лучше платьев, которые она носила в туре, даже лучше медово-золотого платья из Риллы.

Она хотела примерить его, порадовать себя, но остановилась. Сначала ей нужно было искупаться, смыть пот и пыль дороги с кожи. Ей повезло, что она не замарала его своими руками. Она осторожно опустила бархат на платье.

Она дважды проверила ванную, а потом заперла дверь, подперла ручку стулом и тогда забралась в ванну. Было слишком горячо, но она наслаждалась жжением, заставляла себя терпеть жар, словно он очищал ее. Она смотрела, как конечности и живот краснеют. Когда вода немного остыла, Печаль глубоко вдохнула, опустила голову под воду и открыла глаза, посмотрела на мерцающий мир сверху.

Печаль теперь делала так каждый раз, когда купалась. Она забиралась, опускала голову под воду, задерживала дыхание, считая, оставаясь на пару секунд дольше каждый раз. Она знала, что это было не тем же самым, как когда ее топил Аркадий Рэтбон, но она помнила, как ее охватил инстинкт, как она барахталась и паниковала. Но Печали это казалось полезным. Каждая дополнительная секунда на тренировке тела была секундой жизни, если это повторится.