Один молодой человек был пошустрее и все больше склабился, а второй, такой на вид слегка туповатый, наоборот — все больше и больше в беседе хмурился, его надо было уговаривать.
— А вот мы щас как туда зарулим, сынок! — лукаво говорил разбитной молодой человек. — Ка-ак зарулим, да ка-ак закайфуем!
— Ну да, замучаешься кайф ловить, — уныло отозвался собеседник. — Пласты не сдали сёдни…
— Дак а завтра сдадим! В натуре! Чтоб я с Дровяного за Битлов, «Клуб сержанта Пэйпера», полтинник не слупил? Плохо ты меня знаешь, парень!
— Знать-то знаю, а капусты нету, так чего шевелиться? Я — джентельмен, а не кусочник-побирушка, елки!
— Да ты что? — изумился разбитной. — Ты что, Вальку-Щеку не знаешь? Да чтоб Валька мне пузырь, если при капусте, не поставила? Щека! Да ты знаешь, как Щека берет? Ну, я торчу, я торчу! — блудливо озираясь, зашептал молодой человек.
«Гадость какая, — брезгливо подумал Омикин. — Нет, что-то все-таки нужно делать с нашей молодежью. “Пласты”, “капуста” — ведь за этой внешней развинченностью и содержаньице гнилое кроется, что-то нужно делать, определенно что-то нужно делать».
— Эх, Щека! — ликуя, вскричал молодой человек. — Эх и бабенка, даром что с сорок второго года!
— А она кто? — спросил тупой молодой человек.
— Да черт ее знает кто. Муж у ней навроде есть, старый такой, навроде пахана. Вечно по командировкам шустрит.
— Подруга есть? — прямо спросил хмурый.
«Господи, гадость какая», — опять подумал Омикин и залпом выпил оставшийся боржом.
— Да, она там целую борделю развела… — все более возбуждался молодой человек. — Я их прошлый раз фотал. Хошь, покажу? Называется — одна графическая картина.
И он трясущимися руками полез в «дипломат» и вытащил оттуда черный конверт.
— Во дают! — изумился его собеседник. — Ну дают!
А одна фотография и выпала из пакета. Она упала слева от Омикина, так что он невольно углядел ее краешком глаза.
И — умер! Заснувшая, пьяная, совершенно голая валялась
— Господи! — простонал Омикин, потянувшись к фотографии.
Но молодой человек его опередил. Неуловимо ловким движением он выхватил из-под ладони Омикина фотографию и заговорил грубо:
— А ну отвали, козел, старая плешь! Тебя тут просят? Отвали, к тебе не лезут, и ты сиди, кушай, пережевывай пищу!
— Врежь ему по кумполу, — посоветовал хмурый молодой человек.
— Люся это, Люся, моя жена! — стонал Омикин.
— Или давай я врежу, — сказал хмурый.
Но главный молодой человек остановил рукоприкладство, потому что он опять повеселел.
— Да ты чего болтаешь, отец? Ты чо? Ну на, на — посмотри, если хоцца, если уж так хоцца, — подмигнул он напарнику.
Омикин трясущимися пальцами взял фотографию. И точно — мерзкая эта, прежняя картина осталась, мерзкая эта женщина по-прежнему лежала. Но это была совсем не Люся.
— Это ж сама Щека и есть! — сияя, сказал молодой человек. — Ну, отец, видать перетрухал, что накрылся твой семейный очаг, с тебя причитается, — обратился он к Омикину.
А тот внезапно ослабел, сел на негнущихся ногах, набрал побольше воздуха, и вдруг его неудержимо вырвало, прямо на эти мерзкие тарелки, на этот заплеванный стол, он даже испустил от напряжения резкий неприличный звук.
— Эй, ты, ты чо, ты чо? — попятились молодые люди.
А он икал, его трясло, выворачивало, кружило.
— Да выкиньте вы его кто-нибудь отсюда, вонючку! — крикнул какой-то посторонний тип.
— Да он вроде непьющий, — сказала буфетчица.
— Пьющий, непьющий, а чо вонять? — резонно заявил тип.
— Да он, может, больной, — заступалась буфетчица. — Вам плохо, товарищ?
Омикин поднял помутневшие глаза.
— Не надо меня выкидывать, я сам уйду, — забормотал он. — Не надо, я сам.
И поднялся, но вдруг дико вытянулся и закричал:
— Сам уйду, а вы оставайтесь, так и так вашу мать!
Окружающие засмеялись.
— Ну, а ты говорила, что непьющий.
— Да уж и не знаю, — засомневалась буфетчица.
Но Омикин уже ослаб, он шатался и бормотал, вытирая крупный пот грязненьким платком:
— Извините, я знаю, что это нехорошо так делать, совестно, извините…
— Идите, идите отсюда подобру-поздорову, а то милицию вызову, — ласково сказала буфетчица.
Но Омикин уже не слышал ее. Он согнулся, присел, качнулся и медленно повалился на правый бок.
И — умер. В этот раз навсегда.
* Шибко
— сильно (…арабские духи, или колечко золотое, или — в Сочи, в Ялту возил?
— Предел мечтаний провинциалочки.«Рассыпуха»
— жуткое советское разливное крепленое плодово-ягодное вино (Вот и соответствующая частушка:
Говорит старик старухе: — Ты купи мне рассыпухи, А не купишь рассыпухи, Я уйду к другой старухе.
Пласты
— виниловые долгоиграющие грампластинки с популярной музыкой, предмет спекуляции.Сёдни
— сегодня (Полтинник
— 50 руб. (ДжентЕльмен.
— Именно так и произносилось, иногда писалось.…при капусте
— при деньгах (Пение медных